Впрочем, когда речь идет о природе, у каждого существа своя роль. Мухи, какими бы омерзительными они ни казались, занимают важное место в процессе разложения органической материи, помогая ускорить распад и свести мертвое тело к простому набору веществ, из которых оно было когда-то составлено. Мухи – механизм утилизации вторсырья матери-природы. В этом-то и проявляется определенная элегантность их туповатой преданности своему делу. В общей картине бытия мухи далеко не бесполезны; более того, они гораздо важнее, чем симпатичные колибри или, скажем, олени, гнилое мясо которых в конечном итоге им доведется вкусить. А с судебной точки зрения – мухи не просто неизбежное зло, а прямо-таки незаменимая вещь.
Ненавижу этих тварей.
Не за докучливость или мерзостный вид, хотя эти их особенности претят мне ничуть не меньше, чем другим людям. И не за постоянное напоминание о конечном этапе нашего физического существования. Я ненавижу их за шум.
Мушиный концерт стал слышен, когда я еще пробирался через болото. Поначалу я его воспринял скорее кожей, чем ушами. Низкий, пульсирующий гул, казавшийся частью дневного пекла. Чем ближе я подходил к «оркестровой яме», тем глубже он проникал во всё и вся. Бессмысленное, идиотское жужжание, будто вот-вот готовое сменить тональность. Воздух заполонила кишащая масса снующих взад-вперед насекомых. Я разогнал тех, кого привлек мой потный лоб, но им на смену пришло нечто более зловещее.
Запах, знакомый и отталкивающий одновременно. Разумеется, я помазал верхнюю губу, однако ментол все равно пробивало насквозь. Я слышал, что так же пахнет перезрелый сыр, оставленный потеть на солнце, но это не так. Не совсем так. Хотя удачнее сказать вряд ли можно.
Маккензи приветственно кивнул. Угрюмые эксперты-криминалисты с потными раскрасневшимися лицами молча занимались своим делом. Я перевел взгляд на предмет, ставший причиной всеобщего оживления – от взопревших в своих комбинезонах полицейских до бешено роившихся мух.
– Мы его еще не трогали, – сказал Маккензи. – Я хотел вас дождаться.
– А патологоанатом?
– Уже уехал. Говорит, тело настолько разложилось, что прямо сейчас ничего сказать нельзя. Кроме одного: труп – он и есть труп.
Что верно, то верно. Порядочно прошло с тех пор, как мне довелось в последний раз побывать на месте преступления и увидеть то, что осталось от живого, дышащего человека. Например, тело Салли Палмер уже увезли к моменту моего прибытия, а экспертиза, позднее проведенная в стерильной лабораторной обстановке, носила гораздо более клинический характер. И даже если говорить про останки Алана Радклифа, то они были похоронены так давно, что превратились в простой структурный реликт, крайне мало напоминавший о человеческой сущности владельца. Здесь же все было иначе. Перед моими глазами – смерть в своей деловитой, чудовищной «красе».
– Как вы нашли тело? – спросил я, натягивая каучуковые перчатки, так как уже облачился в комбинезон возле одного из полицейских трейлеров. Мы находились в нескольких милях от поселка, посреди осушенного болота. Эта открытая любым ветрам местность выглядела почти полной противоположностью той поляне, где мальчишки обнаружили первое тело. В паре сотен ярдов безразлично мерцало озеро. На этот раз я приехал подготовленный, и под комбинезоном на мне были надеты только шорты. Впрочем, пройдя лишь небольшое расстояние, я уже успел взмокнуть от пота.
– С вертолета. Чистое везение. У пилотов что-то там испортилось, и они решили вернуться. Если бы не эта случайность, то маршрут облета оказался бы совсем иным. Ведь район-то уже прочесывали.
– Когда это было в последний раз?
– Восемь дней назад.
Итак, у нас есть верхний предел срока пребывания тела на данном участке. Может даже, интервал с момента смерти, хотя это еще не факт. Известны случаи, когда трупы переносили с места на место, причем неоднократно.
Ну вот, надета и вторая перчатка. Я готов, однако заниматься делом нет никакого желания.
– Вы считаете, это она? – спросил я Маккензи.
– Формально говоря, нам нужно подождать до окончания официальной идентификации. Впрочем, не думаю, что есть причины сомневаться.
Я тоже так не думал. У нас уже была одна «передышка»: могила давно убитого студента. Сам не знаю почему, но вторая такая находка казалась неправдоподобной.
Лежа ничком, наполовину спрятанная среди травяных кочек, Лин Меткалф выглядела неузнаваемой. Тело обнажено, и только на одной ноге оставалась кроссовка, смотревшаяся неуместно и как-то даже жалко. Женщина мертва уже несколько дней, это ясно сразу. Смерть нанесла свой зловещий макияж, прибегла к «алхимии наизнанку», превращавшей золото жизни в низменную зловонную материю. С другой стороны, на этот раз убийца не добавил своих собственных, непристойных модификаций.
Обошелся без лебединых крыльев.
Я отключил ту часть моего сознания, что по-прежнему вспоминала о молодой улыбающейся женщине, с которой я столкнулся на улице лишь неделю назад, и приступил к осмотру. На потемневшей коже имелось несколько порезов, хотя самая серьезная рана находилась на горле, потому что ее было видно даже со спины.
– Можете сказать, сколько времени она мертва? – спросил Маккензи и торопливо добавил: – Хотя бы примерно.
– Мягкие ткани еще остались, да и кожа только-только начала соскальзывать...
Затем я показал на раны, превратившиеся в кишащие колонии червей.
– А с учетом столь продвинутой личиночной деятельности... вероятно, где-то между шестью – восемью сутками.
– Поточнее никак не можете?
Я чуть было не напомнил, что он сам секунду назад просил приблизительную оценку, но вовремя сдержался. В этом деле для нас обоих нет ничего приятного.
– Так как погода не менялась, и если предположить, что тело не перемещали, то я бы дал шесть-семь дней, чтобы возникло такое состояние при нынешней жаре.
– Еще что-нибудь?
– Тот же тип ранений, что мы видели у Салли Палмер, хотя не так много. Перерезанное горло, а труп опять-таки довольно высохший. Естественно, не столь сильно, потому как она была мертва меньший срок. Я бы, однако, рискнул предположить обильную кровопотерю.
Я осмотрел почерневшую траву. Ее будто опалило щелочными растворами, сочившимися из мертвого тела.
– Для полной уверенности надо проверить концентрацию железа, но, думаю, ее убили где-то в другом месте, а труп бросили здесь, прямо как в прошлый раз.
– Тот же самый убийца, так получается?
– Да бросьте вы. Я-то откуда знаю?
Маккензи что-то проворчал. Его взвинченность понять можно. Кое-какими аспектами нынешнее дело походило на убийство Салли Палмер, и все же имелось достаточно отличий, чтобы сомневаться в идентичности злодея. Насколько видно, повреждений лица нет. Более того, обращало на себя внимание и отсутствие какого-либо животного или птицы, чьи тушки-фетиши убийца использовал ранее. С криминалистической точки зрения это вызывало серьезное беспокойство. Либо какое-то событие заставило преступника изменить свою манеру поведения, либо он сам был настолько непоследователен, что вовсе не обладал никаким «почерком». Впрочем, имелась и третья возможность: убийства – дело рук разных людей.