– Да, но разве он не понимает, что творит? Один человек уже оказался в больнице по милости зарвавшихся идиотов, а теперь он поощряет линчевателей. Да еще с помощью Меткалфа!

Мне вспомнилось, что Скарсдейл постоянно отирался возле Маркуса, даже во время поисков его жены. Не удивлюсь, если наш преподобный уже тогда его накачивал, готовясь поэксплуатировать разбитого горем супруга. Жаль, что я так и не переговорил с Маркусом, когда исчезла Лин. Конечно, я не хотел бередить его раны, хотя не могу отрицать, что имелись и кое-какие личные причины. Сам вид Маркуса служил напоминанием о моей собственной потере, а с другой стороны, своей отстраненностью я дал Скарсдейлу «зеленый свет» для воздействия на жителей поселка. И пастор не преминул воспользоваться предоставившейся возможностью.

– Вы полагаете, он хочет именно этого? Разбередить всех и вся? – спросила Дженни. Она не ходила на собрание, объяснив, что прожила в поселке не так долго, чтобы иметь моральное право на участие. Однако лично я думаю, что ее отпугнула толпа.

– По крайней мере смахивает на то. Даже не знаю, почему это меня удивляет. Огонь и сера впечатляют куда больше, нежели призывы «подставить другую щеку». Кстати, Скарсдейл годами торчал перед пустой церковью воскресным утром. Нет, сейчас он не упустит возможности заявить: «Я же вам говорил!»

– Похоже, не он один завелся.

Я даже не заметил, до какой степени разозлил меня Скарсдейл.

– Извините. Просто я боюсь, как бы кто-то не совершил глупости.

– Сейчас вы ничем помочь не можете. Вы ведь не «совесть Манхэма», верно?

Дженни казалась рассеянной. Мне пришло в голову, что она весь вечер вела себя очень тихо. Я посмотрел на ее профиль с бледной россыпью веснушек на щеках и носу. На подсвеченную солнцем кружевную блузку, белизну которой оттеняла загорелая кожа рук. Дженни сидела, устремив взгляд вдаль и словно отстранившись от внешнего мира.

– Что-то не так? – спросил я.

– Да нет. Просто размышляю...

– О чем?

– А... так просто. – Она улыбнулась, хоть и несколько напряженно. – Послушайте... Вы не против, если мы вернемся?

Я попробовал скрыть удивление.

– Да, конечно...

– Давайте, а?

Обратно мы ехали в полном молчании. В животе чувствовалась какая-то пустота. Я проклинал себя, что так завелся из-за Скарсдейла. Нечего удивляться, что ей надоело. «Доигрался. Поздравляю».

Уже темнело, когда мы добрались до Манхэма. Я вопросительно кивнул в сторону поворота к ее дому.

– Нет, не сюда, – сказала она. – Я... я подумала, что вы можете показать, где живете...

Дошло не сразу.

– А... о'кей.

Эх, совсем не то слово вылетело... Припарковываясь, я затаил дыхание. Открыв дверь, я отступил на шаг, давая ей пройти в дом. От аромата ее мускусных духов закружилась голова.

Дженни прошла в мою маленькую гостиную. Чувствовалось, что она нервничает, как, впрочем, и я сам.

– Вам что-нибудь налить?

В ответ она покачала головой, и мы замерли в неловкой тишине. «Да сделай же хоть что-то!» Но я не мог. В полумраке было трудно разобрать ее лицо. Только глаза, блестевшие в темноте. Не двигаясь, мы смотрели друг на друга. Когда она заговорила вновь, голос ее прерывался:

– А где у вас спальня?

* * *

Вначале Дженни вела себя нерешительно, была напряжена и даже дрожала. Потом мы оба постепенно расслабились. Память поначалу пыталась навязать собственный шаблон формы, фактуры и запаха. Затем текущая минута взяла верх, смахнув ненужное и лишнее. Когда все кончилось, она лежала, прижавшись, тихо сопя мне в грудь. Я почувствовал, как лица коснулась рука, разведывая влажные дорожки, бегущие по моим щекам.

– Дэвид?

– Ничего, просто...

– Я знаю. Все хорошо.

Да, все хорошо. Я рассмеялся, обнял Дженни и пальцами приподнял ей подбородок. Мы целовались медленно и долго, а потом вновь приступили к делу, и мои слезы незаметно высохли сами собой.

Той же ночью, пока мы вместе лежали в постели, на другой стороне поселка Тине показалось, что из садика доносится какой-то шум. Как и Дженни, она увильнула от собрания в мэрии, оставшись дома в компании бутылки белого вина и плитки шоколада. Ей хотелось дождаться подруги, чтобы в подробностях услышать о проведенном вечере, но к окончанию фильма, который она взяла напрокат в видеотеке, Тина уже начала зевать и собралась ложиться. Именно в тот момент, когда она выключила телевизор, снаружи послышался какой-то шорох.

Тина была не дура и не стала открывать дверь: ведь на свободе рыщет некто, уже убивший двух женщин. Наоборот, схватив телефон, она выключила свет и подошла кокну. Готовая немедленно звонить в полицию, Тина осторожно посмотрела в садик.

Ничего. Ночь довольно светлая, при полной, не дающей ничему спрятаться луне. Ни в садике, ни на выгоне за домом не было заметно ничего угрожающего. Впрочем, Тина еще некоторое время вела наблюдение, пока не убедила саму себя, что ей просто почудилось.

Лишь утром она увидела, что ей оставили снаружи: в центре газона лежала мертвая лиса. Будто кто-то специально так сделал: настолько продуманной выглядела поза бездыханной тушки. Если бы Тина знала о лебединых крыльях, или утке, или о прочих животных, которыми убийца украшал творения своих рук, она никогда бы не решилась на следующий шаг.

Однако она ничего об этом не знала. Будучи простой деревенской девушкой, Тина подобрала маленький трупик и положила его в мусорный бак. «Судя по ранам, на лису, должно быть, напала собака, вот она и приползла умирать в садик, – пришло ей в голову. – А может, попала под машину». Все же вполне вероятно, что Тина упомянула бы о происшедшем Дженни, пусть даже и вскользь, а та вполне могла рассказать об этом мне. Да только дело в том, что Дженни не ночевала той ночью в своем доме – она все еще была со мной. И когда Тина увидела ее вновь, то разговоры у них, естественно, велись совсем не о мертвой живности.

Словом, Тина так и не сообщила никому про лису. Лишь через несколько дней, когда значимость этого зверька стала куда как явной, она припомнила события той ночи.

Увы, к тому времени было уже поздно.

Глава 18

Следующим днем произошло сразу два события, причем наибольшие толки вызвало первое из них. В другое время оно послужило бы источником возмущенных сплетен, бесконечных рассказов и пересудов, пока все происшествие не стало бы частью манхэмского фольклора, главой поселковой истории, над которой еще десятилетиями люди бы посмеивались или досадливо щелкали языком. В нынешней обстановке, однако, последствия оказались гораздо серьезнее, чем физические травмы, полученные участниками.

Итак, произошла давно назревшая стычка между Беном Андерсом и Карлом Бреннером. Короче, они подрались.