Оптическая иллюзия.
Стоит взглянуть на человека с иной точки зрения, и он превращается в свою противоположность. И там, где в детстве ей виделись пики и вершины, она теперь находила тенистые долины и даже пропасти.
– Мама рассказала мне о несчастном случае.
– Да.
– Это несколько омрачит праздники.
– Да.
– Не лучшее время для возобновления знакомства.
– Да. – Она чувствовала себя полной идиоткой, способной лишь повторять одно и то же слово, но ее словно парализовало от этой перемены ракурса.
– Столько времени прошло. И дело даже не в этих восьми годах – так много всего случилось…
– Да, – кивнула она. – Но никто…
– Я просто хотел сказать, – продолжил он, не заметив, что перебил ее, – что так и не выразил тебе соболезнования… это было так ужасно.
– Ничего. Тебе своих неприятностей хватало.
– Но они несопоставимы с твоими. Я видел, как горевали мои родители…
– Не сомневаюсь, они сделали все, что от них зависело.
Хьюго помолчал, не отводя взгляда от Елены.
– Ты же знаешь, что мы с Нелл могли бы сделать больше, но родители не хотели… втягивать нас в эту историю. Я учился в медицинской школе, а Нелл… ну…
– Я понимаю.
Казалось, после этого заверения он несколько расслабился, но ненадолго.
– И все равно я не понимаю, почему мы так отдалились друг от друга. Надеюсь, ты не считаешь…
Елена не ожидала, что Хьюго впадет в такой покаянный тон.
– Ты ни в чем не виноват. У меня тоже были неприятности. И на самом деле мне не хотелось никому о них рассказывать. – Она всегда это говорила.
– Неприятности?
Елена смущенно кивнула. Она предпочитала не говорить на эту тему, и даже Айзенменгер знал об этом лишь вскользь.
– У меня было что-то вроде нервного срыва.
Елена умолкла и опустила голову. Хьюго протянул руки через стол и сжал ее кисть. Ладони у него были поразительно гладкими и сухими.
– Ничего удивительного. Такое любого выбило бы из колеи.
Елена передернула плечами, словно говоря этим, что ей не хотелось бы, чтобы ее сравнивали с другими.
– Но как бы там ни было, теперь все уже в прошлом, – неожиданно бодрым голосом произнес Хьюго. – И мы можем все начать сызнова, не правда ли? – Елена не успела кивнуть, как он продолжил: – Только подумай, сколь многого нам уже удалось достичь. Я – врач, ты – адвокат.
– Мы оба следуем семейным традициям.
– Да. Папа из шкуры вон лез, только бы я занялся хирургией.
– Могу себе представить.
– А ты, как я понял, теперь тоже имеешь отношение к медицине? Этот Джон – хороший парень?
– Да.
Хьюго покачал головой, и на его лице появилась хитрая улыбка.
– А тебя не смущает то, куда он запускает свои руки? Все эти трупы, кровь, внутренности…
Елена рассмеялась.
– Он не берет работу на дом.
– Надеюсь, – шутливо передернувшись, откликнулся Хьюго. – А ногти ты у него проверяешь?
Елена снова рассмеялась, на этот раз искренне почувствовав себя счастливой.
На лице Хьюго вдруг появилось очень серьезное выражение.
– Ты же знаешь, Елена, как ты дорога мне. Надеюсь, он хорошо с тобой обращается.
Елена изумленно умолкла.
– Он очень хорошо со мной обращается, – ответила она после паузы.
Она подняла голову и не смогла понять выражения его лица. Может, это была ревность? Однако уже через мгновение он вновь улыбнулся и спросил:
– Ну и где же он прячется?
– Наверху. Скоро вы сможете познакомиться.
– Прекрасно.
Оба умолкли и вдруг одновременно осознали, что он все еще держит ее за руку. Они опустили головы, а потом посмотрели друг другу в глаза, и он слегка сжал ее запястье.
– Ты стала изумительно красивой женщиной, Елена.
И, лучась улыбкой, выпустил ее кисть из своих рук.
– Спасибо, Хьюго, – смущенно ответила она. – И ты превратился в очень привлекательного мужчину, – исключительно из вежливости добавила она.
На этот раз Хьюго рассмеялся во весь голос.
– Ягненка с луком, пожалуйста.
Фетр, не испытывавшая особого пристрастия к индийской кухне, колебалась. Она судорожно пыталась вспомнить, какое из блюд этой кухни вызывает у нее наименьшую неприязнь, но чем внимательнее она вглядывалась в незнакомые названия, тем больше запутывалась. Официант не выказывал нетерпения, но Фетр понимала, что он не может потратить на нее весь вечер. Это смутило ее еще больше, однако она постаралась ничем не показать этого, что в свою очередь вогнало ее в состояние коллапса. Время сгустилось и начало растягиваться. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем меньше была в состоянии думать.
Что это было – филе или джалфрези?
– Куриное филе, пожалуйста, – наконец изрекла она.
Этот малодушный заказ был встречен официантом с презрительным высокомерием. Он и бровью не повел, но Фетр каким-то образом удалось проникнуть в его мысли.
– Грибное бхаги и саг-алу, [14] – добавил Сорвин. – Ты что будешь – рис или хлеб? Мне нравится пешаварский наан. [15]
– Да, пешаварский наан, – волевым усилием решила она.
– Тогда два пешаварских наана, пожалуйста.
И официант с невозмутимым видом покинул их.
– Думаю, мы могли бы воспользоваться удобным случаем и обсудить наше дело.
Неужто это единственное, чем можно заняться?
– Насколько я понимаю, это твое первое крупное расследование, а потому можно потратить время на то, чтобы разобраться во всем как следует.
– Да… наверно. – Больше всего Фетр хотелось забыть о делах и не думать о работе, но отказаться от предложения Сорвина она не могла.
– В участке иногда бывает трудно все обдумать. – Он произнес это таким тоном, словно в полицейском участке Ньюфорда всегда царили шум и гам, что совершенно не соответствовало его тихой захолустной атмосфере.
– Ну так и что ты думаешь?
Действительно, что я думаю? Она много о чем думала, но все это не имело никакого отношения к делу. К тому же она устала и мечтала об отдыхе. И, как она ни старалась, ей не удавалось сосредоточиться на смерти мистера Уильяма Мойнигана.