Грошонг вновь посмотрел на Сорвина, и по его взгляду было трудно определить, что он выражает – презрение или задумчивость.
– Всем и ничем, как любая ссора, – передернул плечами Грошонг.
– И все же мне бы хотелось знать подробности, мистер Грошонг…
Грошонг сделал настолько глубокий вдох, что смог бы втянуть в себя пролетающую мимо муху, если бы на дворе не стояла зима.
– Я не помню. Это было восемь лет назад.
– Восемь? – Сорвин внезапно расплылся в улыбке. – А мне показалось, вы сказали «шесть-семь».
Грошонг смутился, хотя еще мгновение назад казалось, что сбить его с толку невозможно.
– Какая разница? Шесть, семь или восемь. Это было давно.
Сорвин, вероятно, решил, что улыбка ему идет, и продолжил улыбаться.
– И все же из-за чего вы поссорились, мистер Грошонг? Мне бы очень хотелось это знать.
Однако у Беверли сложилось стойкое убеждение, что мистеру Грошонгу хотелось совсем другого. Он вдохнул еще некоторое количество кислорода и ответил:
– Наверное, из-за денег. Все ссоры происходят из-за денег, не так ли?
– А конкретнее?
Грошонг был близок к апоплексическому удару.
– Он хотел, чтобы ему повысили зарплату. – Сорвин промолчал, и Грошонг продолжил: – Ну, в общем, он возомнил себя моим заместителем, как вы и сказали. Начал всем рассказывать, что я без него как без рук. Решил, что я должен платить ему больше.
– Однако у вас было другое мнение на этот счет.
– Признаю, он был умнее многих, и все же его нанимали для того, чтобы он помогал.
– Он возражал, и вы поссорились.
– Он потребовал денег, я сказал, чтобы он проваливал, и он уехал. Вот и все, – подводя итог, произнес Грошонг.
– Значит, особых препирательств по этому поводу не было?
– Нет.
Сорвин сверлил взглядом управляющего, и тот отвечал ему тем же. От этой сцены веяло магическим противостоянием, однако длилась она недолго.
– Мойниган ездил на ярко-красной машине, помните? – спросила Беверли.
Грошонг переключил внимание на Уортон.
– Мы знакомы?
Во взгляде Сорвина промелькнуло недовольство, и он сухо представил Беверли:
– Инспектор Уортон, моя коллега. Потрудитесь ответить на ее вопрос.
Грошонг снова тяжело задышал.
– Да, что-то смутно припоминаю.
– Машина, в которой был найден труп, тоже была красного цвета, – заметил Сорвин.
Грошонг ухмыльнулся.
– Знаете, на свете существует много красных машин.
– Он остановился в Мелбери, и люди видели, как он заезжал в деревню. И вы хотите сказать, что не знали о его возвращении?
– Именно так, – с вызовом ответил Грошонг.
Опровергнуть его утверждение никто из них не мог.
– Значит, вы не знали о том, что он снова здесь объявился? – повторил Сорвин.
– Нет.
– И соответственно, вы не знаете, зачем он вернулся?
– Нет.
– Он не обращался к вам с просьбой устроить его на работу?
– Нет.
Теперь Грошонг полностью владел ситуацией. И Сорвин решил, что у него нет причин и дальше подвергаться переохлаждению.
– Ну, думаю, на сегодня достаточно. – Он бросил взгляд на Беверли, которая не отрываясь смотрела на управляющего, словно пытаясь проникнуть в глубь его души. – Спасибо, что уделили нам время, мистер Грошонг, – продолжил Сорвин.
Грошонг, не говоря ни слова, развернулся и широким шагом двинулся по высокой мокрой траве к своему «лендроверу».
Сорвин глубоко вздохнул.
– Ну и что ты думаешь?
– Он лжет, – уверенно ответила Беверли.
– В какой части?
– В той, которая касается ссоры с Мойниганом. А возможно, он и о его приезде знал. И тогда он по меньшей мере должен был догадаться, чья это машина полыхает, как римская свеча.
– А ты что скажешь? – спросил Сорвин, поворачиваясь к Фетр.
– Я тоже так думаю. Он знает больше, чем говорит, – промолвила Фетр с таким выражением лица, словно ей совершенно не нравилось совпадение ее точки зрения с мнением Беверли. – Но у нас нет доказательств.
– Да, знаю, – вздохнул Сорвин, направляясь к машине. Фетр и Беверли последовали за ним. Обратный путь в Ньюфорд они проделали молча. Когда они уже подъезжали к участку, Сорвин заметил, обращаясь к Фетр:
– Возвращайся в Вестерхэм и расспроси местных жителей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь Мойнигана вместе с Грошонгом. Попробуй выяснить, не знает ли кто обстоятельств отъезда Мойнигана. Поговори с Майклом Блумом на заправке. Он знал Мойнигана и был в курсе его ссоры с Грошонгом. Надо выудить у него все подробности. – Когда они с Беверли уже вышли из машины и двинулись к участку, Сорвин тихо произнес: – Больше так не делай.
– О чем ты?
Они вошли в общую комнату, где Холт, сидевший за столом, пил чай из кружки, оповещавшей окружающих, что он является лучшим любовником Соединенного Королевства. Однако у Беверли эта претензия вызывала некоторые сомнения. Сорвин молча прошел в свой кабинет и, пропустив Уортон вперед, закрыл за собой дверь.
– Это мое расследование, – заметил он, садясь за стол. – Я готов смириться с твоим присутствием, но только в том случае, если ты будешь держать свои вопросы при себе.
Брови Беверли поползли вверх. Обычно, говоря подобное Беверли Уортон, люди очень быстро начинали жалеть о своих словах, но в данный момент она находилась в очень шатком положении.
– Извини, Эндрю, – сказала она тихим, чуть хрипловатым голосом, опустив голову и улыбнувшись. – Но ты же знаешь, как это бывает. – Она вскинула глаза, не переставая улыбаться. – Иногда бывает трудно сдержаться, особенно когда знаешь, что тебе лгут.
Сорвин вдруг заметил, какие у нее огромные глаза и яркие губы, и мгновенно погрузился в прошлое. Он вспомнил, как потрясал его вид Беверли, как ему казалось, что она вся соткана из соблазнов.
– Да, знаю. – Он тоже улыбнулся.
Впрочем, она не обратила на это внимания.
– Ты совершенно прав. Обещаю впредь вести себя лучше.
Это обещание каким-то образом намекало, что она может вести себя очень плохо – настолько плохо, насколько этого захочется Сорвину.
Ужин прошел тихо. Нелл поужинала раньше с Томом и Доминик – по крайней мере, так утверждала Тереза, – а Элеонора просила передать, что устала и будет есть в своей комнате.
– В последнее время она часто так делает, – заметил Тристан, и по его голосу трудно было определить, рад он этому или нет. Айзенменгер, Елена, Тереза, Тристан и Хьюго ели на кухне салат из фазана под аккомпанемент медицинских анекдотов в исполнении Хьюго, которые варьировали от гомерически смешных до отвратительно пошлых.