– А что с остальными окнами? – спросил Таннер, не сводя взгляда с Сорвина.
– Они открывались как обычно, но, естественно, когда начался пожар, ему было нелегко до них добраться.
– А дверная ручка?
– Ручка валялась сзади, за его сиденьем.
– А почему заклинило механизм, открывающий окно? – продолжая пристально смотреть на Сорвина, осведомился Таннер.
– Он просто заржавел. Вся машина проржавела насквозь.
Таннер снова закряхтел и нахмурился.
– В общем, никакой определенности, – произнес он. – Если он и был убит, то убийца просто воспользовался тем обстоятельством, что машина представляла собой груду металлолома. И единственное, что ему требовалось сделать, это снять ручку с передней дверцы.
– А как насчет самой ручки? То, что она валялась сзади, может нам что-нибудь дать?
– Это ничего не значит. Она могла просто отвалиться, а он не потрудился привинтить ее обратно и забросил назад, а может быть, ее забросил туда убийца, намеренно снявший ее с дверцы.
– А может, ее снял сам Мойниган, – предположил Сорвин.
– С чего бы ему это делать?
– Он решил покончить с собой в горящей машине. Возможно, он снял ее в последний момент, чтобы отрезать себе путь к отступлению.
Лицо Таннера не выражало ничего хорошего, а в его голосе смешались презрение, печаль и насмешка.
– Я, конечно, не психиатр, но мне трудно представить, что человека, свихнувшегося настолько, чтобы выбрать себе такую мучительную смерть, заботит наличие ручки на дверце его машины.
– Конечно, сэр.
– Впрочем, у нас нет доказательств того, что он свихнулся или пребывал в состоянии глубокой депрессии.
– Иногда люди успешно это скрывают, сэр.
Суперинтендант промолчал, но было ясно, что доморощенный психологический анализ Сорвина не произвел на него впечатления.
– А отчет отдела расследований пожарной бригады?
– Письменного отчета я еще не получил, но, согласно устному рапорту, источником возгорания стала кипа пакетов из-под чипсов на переднем сиденье. Хотя они не исключают и наличие катализатора, например бензина.
– Как бы то ни было, он не первый садомазохист, поджигающий себя ради увеличения удовольствия.
– Следовательно, помощи ждать неоткуда.
– Да, – фыркнул Таннер и с хмурым видом принялся изучать отчет. – Экспертиза и результаты вскрытия нам ничего не дают. Значит, нам ничего не остается, инспектор, как прибегнуть к старому доброму методу – опросу очевидцев.
Сорвин прекрасно понимал, что пресловутое «нам» в реплике суперинтенданта – не более чем фигура речи.
– По крайней мере, нам удалось установить его личность.
– Это верно. А его фотографии у нас нет? – помолчав, осведомился Таннер.
Сорвин вынужден был признать, что здесь им не повезло.
– Мойниган пользовался карточкой социального страхования и не был женат. Криминального прошлого не имел ни по линии налогового ведомства, ни по линии таможни. В армии не служил. В списке совершивших преступления на сексуальной почве тоже не значится. У него имелась лицензия на владение огнестрельным оружием, но срок ее действия истек шесть лет назад. А водительские права были выданы ему в семьдесят девятом году. – Литания Сорвина подошла к концу. – Однако ни одной его фотографии нам не удалось найти. И ни следа каких-либо родственников.
– Фантастика.
Сорвин глубоко вздохнул.
– Вам не кажется, что в этом есть какая-то преднамеренность, сэр? Такое ощущение, что кто-то хочет максимально затруднить нашу работу. – Эта идея принадлежала Фетр, но Сорвин не счел необходимым обременять беседу упоминанием авторства.
– Гениальный преступник, заметающий все следы? Не думаю, Сорвин. Просто все очень запутано. А человек, способный совершить идеальное преступление, еще не родился.
– Да, сэр. – Сорвин уже жалел о том, что не отдал лавры авторства Фетр, и вместе с тем ему подумалось: «А с другой стороны, откуда нам знать? Нам по определению не может быть известно о совершении идеального преступления».
– А как себя ведет наша гостья?
Сорвин пожал плечами.
– Пока она не доставляет особых хлопот.
– Ты ведь знаешь – я ее не приглашал, – ухмыльнулся Таннер. – Думаю, ты тоже.
Сорвин не ответил. Он испытывал по этому поводу смешанные чувства – как в личном, так и в профессиональном плане.
– На меня надавил помощник главного констебля, – хрюкнув, пояснил Таннер. – Наверно, вынужден был оказать кому-то любезность, вот мы и получили эту красотку.
– Да, сэр.
– Хорошо еще, что красотка, а то ведь мог прислать какую-нибудь крысу.
Сорвин ухмыльнулся, хотя эта ухмылка вряд ли отражала его истинные мысли.
– Ну, мне надо сделать несколько телефонных звонков, – с загадочным видом изрек Таннер.
Сорвин понял намек и вышел из кабинета. Позднее Таннер сам позвонил ему.
– Нам нужно отправить кого-нибудь в Лестер. Боюсь, что местные там не слишком усердствуют. Я уже обо всем договорился. Это хороший повод на пару дней избавиться от Уортон.
– Да, сэр.
Сорвин повесил трубку и задумался. Он плохо представлял себе, как отправить Уортон в Лестер с этим относительно незначительным поручением. Она была нужна ему здесь… А потому он решил переложить это на плечи Фетр.
– Ты отправляешься в Лестер.
– Зачем? – удивилась она.
– Затем, что это уже решено. Я хочу, чтобы ты изучила все, что они обнаружили касательно Мойнигана. Надо поговорить с домовладельцем, опросить соседей, обойти местные пабы и магазины.
– Но зачем?
– Затем, что это дело ведет не полиция Лестера, а они всего-навсего обычные люди. Они толком не знают, что искать, да и, в общем-то, им все равно, обнаружат они что-нибудь или нет, – с нетерпеливым видом выпалил Сорвин. – Я сообщил им, что ты приедешь завтра утром. Они снимут тебе жилье. – Он развернулся и вышел из кабинета, прежде чем Фетр успела спросить о чем-либо.
Она вернулась за свой стол и уставилась в лежавшее перед ней дело о краже трактора, однако сосредоточиться ей уже не удалось. Фетр не могла не признать, что поручение Сорвина было вполне логичным и процессуально обоснованным, однако вид у него был какой-то странный и неестественный. Он говорил настолько властно и без-аппеляционно, как будто, отправляя Фетр в Лестер, хотел от нее избавиться.
Но почему?
Айзенменгер только что проиграл вторую партию в снукер. Он уже выпил слишком много портвейна и меньше всего нуждался в сигаре.
– Нет, спасибо, – отказался он.