– Давайте подождем и посмотрим, не получим ли мы совпадения образцов ДНК. А вот если совпадения не будет, тогда-то мы его и привлечем.
После этого Сайм покинул кабинет, не успев увидеть удовлетворенную улыбку на лице Беверли. Она просто сияла от удовольствия. Столько версий, столько подозреваемых, и ни единого слова о некоей фотографии и часах.
У Сорвина был такой вид, словно он был бы рад, если бы в Вестерхэме совершилось еще одно убийство. Но Беверли знала, что больше он ей не понадобится.
– Салли?
Фетр сидела за своим столом, и, кроме нее, в кабинете больше никого не было. Однако она не ответила.
– Что случилось?
– Ничего, – ответила она так тихо, что Сорвин не расслышал.
– Прости?
– Я сказала «ничего», – поворачиваясь к нему, повторила она. Голова ее тут же приняла прежнее положение, качнувшись как на пружине.
Будь она подозреваемой, Сорвин продолжил бы ей лгать, но вместо этого он резко сменил тему:
– Они не правы, Салли. Я чувствую это.
Фетр фыркнула, и только.
– Блум убил своего отца. А останки принадлежат ребенку Фионы Блум. Остается лишь один вопрос: кто убил Мойнигана?
На этот раз Фетр даже не фыркнула.
– Мойниган встретился с Фионой Блум в Лестере. Он знал, что она была беременна, когда уезжала из деревни, поэтому он, естественно, поинтересовался, что с ребенком. Сначала она ему не ответила, но потом он выжал из нее правду. И она призналась… – Сорвин резко оборвал себя. – Но в чем?
Он умолк, пытаясь найти ответ на этот вопрос.
– Ты с ней спал? – внезапно спросила Салли тихим спокойным голосом.
Это застало его врасплох. Сорвин вскинул голову, но тут же поймал себя на том, что не может взглянуть на нее.
– С кем? – Но недовольный тон мало чем мог ему помочь.
Возможно, Фетр была не настолько опытна, чтобы уметь застегнуть наручники, но она достаточно наслушалась подозреваемых на допросах, чтобы отличать правду от лжи.
– Значит, спал.
– Нет! – Однако он выдал себя уже тем, что не спросил, кого она имеет в виду. Поэтому не прошло и нескольких мгновений, как он опустил голову и сказал: – Да.
На мгновение она словно растерялась, услышав его признание.
Но только на мгновение.
– Ты ублюдок! – прошипела она, и морщинки гнева лишь подчеркнули размер ее глаз.
– Послушай, дело совсем не в этом…
– А в чем?
Это был хороший вопрос, который еще больше подчеркивал пошлость его заявления.
– У нас ничего не было… – снова начал он, но и эта попытка оказалась не слишком удачной.
– Просто забудь.
Фетр развернулась и уткнулась в экран компьютера, оборвав все контакты с внешним миром.
– Салли, я знаю, что не должен был этого делать, – после длительного молчания проговорил Сорвин. – Я до сих пор не могу прийти в себя – чувствую себя мерзкой, грязной тварью. Я… я… – Чувство вины покинуло его, и он попытался начать сызнова. – Салли, я не люблю ее. Она, конечно… привлекательная, но я ее не люблю. – Никакой реакции не последовало. – Я люблю тебя, Салли.
Ответом вновь было молчание.
– Салли, я больше не могу извиняться. Я совершил ошибку…
Но она по-прежнему молчала, что было гораздо хуже, чем взрыв гнева.
– Пожалуйста, Салли…
Фетр не двигалась.
– Пожалуйста, Салли. Скажи что-нибудь. Ради бога, поговори со мной.
И снова тишина.
– Салли. – Он подошел к ней и прикоснулся к ее плечу.
Это было ошибкой.
– Убирайся! – Она так вздрогнула, словно случайно задела плевок, оставленный на стене.
– Прости! Я знаю, что не должен был это делать. Я просто устал… ты же знаешь, что я когда-то был в нее влюблен…
– Вот и продолжай в том же духе, – вскинув наконец голову, ответила Фетр. – Встреть с ней Новый год. Потому что я тебя не приглашу.
Она встала, схватила сумку и вышла прочь, хлопнув напоследок дверью.
Черт!
На следующий день Айзенменгер вернулся в морг в компании Беверли, Стивена и доктора Аддисон. Стивен вел себя доброжелательно и явно радовался предстоявшей схватке двух патологоанатомов; доктор Аддисон источала враждебность, которая выражалась не только в ее нахмуренном виде, но и в горящем взгляде. Айзенменгеру уже доводилось сталкиваться с подобным – это была классическая защита уязвимого интеллекта. Ее не в чем было винить. У нее не было опыта, и каким бы ни было ее образование, оно не могло этот опыт заменить. Профессионализм достигается лишь с помощью огромного количества допущенных ошибок и способности делать из них должные выводы.
А Беверли?
Айзенменгер видел, как она отвела глаза, когда он вошел в морг, и смог прочесть мелькнувшую в ее голове мысль: «Без Елены». Она улыбнулась, и он ощутил охватившее ее чувство облегчения.
– Ну вот, мы снова здесь, – промолвила она.
– Точно.
– Только на сей раз мы на одной стороне. Айзенменгер поднял брови – почему-то ему не хотелось ставить это под сомнение.
– В одной команде?
– Вот именно.
– Может, чаю, перед тем как вы начнете? – осведомился Стивен.
Айзенменгер не успел позавтракать, поэтому с радостью принял его предложение.
– А где доктор Аддисон? – спросил он, пока Стивен пытался совладать с чайником.
– В секционной, – хитро улыбнулся Стивен. – Еще раз осматривает тело и все время что-то бормочет себе под нос.
Айзенменгер почувствовал себя фокусником, готовящимся к выступлению; а доктор Аддисон, вероятно, была добровольцем из публики, который проверял реквизит перед тем, как он начнет демонстрировать номер.
– Сахару?
– Нет, спасибо.
Чай оказался вполне приличным. Беверли уже успела выпить одну чашку, но согласилась и на вторую.
– А я лучше пойду обратно, составлю компанию доктору Аддисон, – произнес Стивен, направляясь к выходу.
– Думаю, тебе не стоит воспринимать мое участие как попытку встать на чью-либо сторону, – сказал Айзенменгер, когда Стивен ушел.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно спросила Беверли.
– Ну, насколько я понимаю, доктор Аддисон довольно враждебно восприняла мою версию, да и добрый инспектор Сорвин тоже не слишком ей обрадовался.
– Правда? – приняв невинный вид, спросила Беверли.
– Да, – ответил Айзенменгер; к несчастью для Беверли, он прекрасно распознавал фальшь.