— Да, работа сорвана, — пожал он плечами.
На ее лице появилось холодное решительное выражение.
— Только когда Шарль будет лежать в могиле, Квебек сможет стать независимым социалистическим государством.
— Ты хочешь, чтобы твой муж погиб за общее дело? — скептически спросил он. — Неужели твоя любовь превратилась в такую ненависть, что он стал для тебя всего лишь символом, который нужно устранить?
— Мы никогда не знали любви.
Она взяла сигарету из коробки на ночном столике и закурила.
— С самого начала Шарль интересовался только политической поддержкой, которую я могла ему оказать. Общественное положение моей семьи обеспечило ему доступ в общество. Я постаралась придать ему блеск и стиль. Но всегда была для Шарля только инструментом для создания и укрепления его общественного имиджа.
— Почему ты вышла за него?
Она затянулась сигаретой.
— Он сказал, что когда-нибудь станет премьер-министром, и я поверила ему.
— А потом?
— Слишком поздно обнаружила, что Шарль не способен ни на какое чувство. Когда-то страстно жаждала взаимной любви. Теперь каждый раз вздрагиваю, когда он прикасается ко мне.
— Я смотрел по телевизору новости из больницы. Доктор, у которого брали интервью, рассказал, что ты беспокоилась и заботилась о Шарле и растрогала всех врачей и сестер.
— Настоящее представление, — рассмеялась она. — Я хорошо умею это делать. К тому же репетировала в течение десяти лет.
— Во время твоего посещения Шарль сказал что-нибудь интересное?
— Ничего, что имело хотя бы какой-нибудь смысл. Его только что привезли после операций, мозг был еще под анестезией. Он нес какую-то бессмыслицу, копался в прошлом, вспомнил автомобильную аварию, в которой погибла его мать.
Любовник Даниэлы выбрался из постели и вошел в ванную.
— По крайней мере, не выболтал секреты обороны.
Она затянулась сигаретой и медленно выпустила дым через нос.
— Может быть, и выболтал.
— Продолжай, — сказал он из ванной. — Мне всё слышно отсюда.
— Шарль просил меня передать тебе, чтобы усилили безопасность в Джеймс-Бее.
— Полная ерунда, — рассмеялся он. — Там охраны в два раза больше, чем требуется.
— Но не для всего проекта. Только для отделения управления.
Он подошел к дверному проему, вытирая голову полотенцем.
— Какого отделения управления?
— Над помещением, где установлены генераторы, — кажется, так сказал он.
Казалось, это его озадачило.
— Он сказал что-нибудь еще?
— Потом он бормотал что-то о «большой опасности для Канады, если ненужные люди обнаружат».
— Обнаружат что?
Она сделала беспомощный жест.
— Боль заставила его замолчать.
— Это всё?
— Нет, он хотел, чтобы ты проконсультировался с человеком, которого зовут Макс Рубек.
— Макс Рубек? — повторил он со скептическим выражением на лице. — Ты уверена, что он назвал именно это имя?
Она пристально посмотрела в потолок, стараясь вспомнить точно, затем кивнула головой.
— Да, совершенно точно.
— Как странно.
Без дальнейших расспросов он вернулся в ванную, встал перед большим зеркалом в полный рост и принял позу, которая в бодибилдинге называется «вакуум». Вдыхая и выдыхая, он расширял грудную клетку, так задерживая дыхание и напрягаясь, что все кровеносные сосуды, казалось, вот-вот разорвутся под кожей. Затем сделал выпад грудью вбок, левая кисть на запястье правой руки, рука на верхней части торса.
Анри Вийон критически изучал свое отражение в зеркале. Состояние его тела было совершенно идеальным. Затем он начал пристально разглядывать точеные черты своего лица, римский нос, безразличные серые глаза. Сбросил свое обычное выражение, и его черты мгновенно стали жесткими, словно в мраморной статуе затаился грубый и жестокий дикарь.
Жена и дочь Анри Вийона, товарищи по либеральной партии и половина населения Канады даже в своих самых диких фантазиях не смогли бы поверить, что он ведет двойную жизнь. Уважаемый член парламента и министр внутренних дел в обычной открытой жизни параллельно тайно возглавлял «Общество свободного Квебека», радикальное движение за полную независимость франкоязычной территории.
У него за спиной появилась Даниэла в простыне, закрепленной наподобие тоги, и провела пальцами по его бицепсам.
— Ты его знаешь?
Он расслабился, сделал глубокий вдох, медленно выдыхая.
— Рубека?
Она кивнула.
— Только по репутации.
— Кто он?
— Лучше задать этот вопрос в прошедшем времени, — сказал он, беря парик с коричневыми волосами, седеющими по бокам, и аккуратно водружая его на свой скальп. — Если память не изменяет мне, Макс Рубек — серийный убийца, повешенный более ста лет назад.
Казалось, что Хейди Миллиган не на своем месте среди студентов, толпящихся группами около столов архивного читального зала Принстонского университета. Аккуратно подогнанная по фигуре форма лейтенанта-коммандера военно-морского флота великолепно сидела на стройном теле ростом шесть футов, начиная от накрашенных ноготков пальчиков ног до корней волос естественного светло-пепельного цвета.
Для юношей в зале она была приятным объектом отвлечения от занятий. Интуитивно она чувствовала, что они раздевают ее догола в своем воображении. Но после того как ей исполнилось тридцать, она стала безразлична к этому, хотя, возможно, и не совсем безразлична.
— Похоже на то, что вы просиживаете здесь все ночи напролет, коммандер.
Хейди взглянула в постоянно улыбающееся лицо Милдред Гарднер, главного архивариуса университета.
— Просиживаю ночи напролет?
— Занятия в вечернее время. В наши дни мы называли это полуночным бдением с керосиновой лампой.
Хейди откинулась на спинку стула.
— Приходится выбирать любое свободное время для работы над диссертацией.
Милдред отбросила пряди волос, падавшие на глаза, и села.
— Такая привлекательная девушка не должна тратить все ночи напролет на занятия. Вам нужно найти хорошего человека и хотя бы иногда проводить время с ним.
— Сначала получу докторскую степень по истории, затем буду проводить свое время так, как пожелаю.
— В вас не вспыхнет страсть от листа бумаги, который гласит, что вы доктор наук.