— Кампелли? Это Ремер говорит, — прозвучало в трубке. Связь была отвратительная.
— Хорошо, что ты позвонил, — сказал Йон. — Надеюсь, ты получил мое письмо. — За дни, прошедшие со времени их последней встречи, Йон зафиксировал на бумаге все те интересующие его вопросы, которые они не успели обсудить лично, и отослал их Ремеру.
— Письмо? — с удивлением сказал Ремер. — Нет, я не получал никакого письма. Ах да, я ведь сейчас в Голландии, так что меня трудно застать. Пошли мне лучше электронное сообщение — они, как правило, доходят.
— Электронное сообщение я тоже посылал, — заметил Йон.
— Вот как? Ну да я не за этим звоню, — быстро сменил тему разговора Ремер. — Помнишь того книготорговца, о котором я тебе рассказывал? Я встретил его тут, в Амстердаме, на одном приеме. Дельный малый. Он рассказал мне, что случилось с магазином твоего отца. Да, печальная история. И насколько серьезно обстоит дело?
— Да все не так уж плохо, — ответил Йон. — Надо заменить деревянную отделку фасада и витрины, исправить кое-какие мелочи внутри — вот, в общем-то, и все.
— Рад слышать, Кампелли. Мне бы не хотелось, чтобы мой адвокат разгуливал с обожженными пальцами. — Слышно было, как на другом конце линии Ремер громко расхохотался. Йон же в это время пытался понять истинную причину того, почему Ремер ему позвонил. Ведь не для того же, в самом деле, чтобы продемонстрировать свое остроумие.
— Весьма польщен твоей заботой обо мне, Ремер, однако было бы лучше, если бы ты прислал мне ответы хотя бы на некоторые из заданных мною вопросов.
— Да-да, разумеется, я конечно же об этом позабочусь, — заверил Йона Ремер. — Я только хотел сказать, что он, книготорговец то есть, по-прежнему заинтересован в приобретении магазина. Несмотря даже на ущерб, нанесенный пожаром.
— Но ведь я уже сказал…
— Стало быть, Кампелли, ты до сих пор подумываешь, не заняться ли тебе книжным бизнесом? — перебил его Ремер. — Вполне допускаю, что это интереснее, чем нам с тобой поначалу казалось, но ты-то ведь сам знаешь, что именно тебе нужно. Как я уже говорил, поскорее продай это дерьмо и выходи из дела. Слишком оно ненадежно для таких непрофессионалов в этой области, как мы. Во всяком случае, последние события — яркое тому подтверждение.
— Послушай, Ремер, — сумел наконец вставить Йон. — Я уже принял решение. «Libri di Luca» не продается. А я, если не возражаешь, продолжу работать над тем, чтобы уберечь тебя от тюрьмы. — И, не давая Ремеру ответить, он положил трубку.
После такого разговора было нелегко заставить себя сосредоточиться на работе. Правда, Йону удалось составить еще два письма — простое и электронное, — однако думал он при этом больше о состоявшейся беседе, чем о деле. Когда Йон воспроизводил в памяти все сказанное Ремером, порой ему казалось, что тот пытается уговорить его продать магазин, исходя только из коммерческих соображений. Однако иногда Йон не мог отделаться от ощущения, что Ремер прямо ему угрожает.
Третье из упомянутых столкновений как раз и было связано с этими противоречивыми впечатлениями.
Раздался еще один телефонный звонок. Это была Катерина; она была в магазине. Голос ее в трубке звучал мягко и нежно, однако Йон сразу же уловил в нем ноты беспокойства.
— Только что пришел оценщик, — сообщила она.
— Да, ну и что? — Мысленно Йон проклинал сейчас все эти ущербы, страховки и компенсации.
— Это ты его вызвал?
— Нет, — сказал Йон. — Возможно, они приходят без вызова, автоматически.
На другом конце провода наступила тишина.
— Я просто хотела сказать, — прошептала наконец Катерина, — что он требует пустить его в подвал.
С того самого момента, как оценщик перешагнул порог «Libri di Luca», атмосфера в магазине, как показалось Катерине, резко изменилась. Девушке стало не по себе в присутствии оценщика, особенно когда его внимательный, словно ощупывающий взгляд упал на нее, потом скользнул по заколоченным окнам и обнажившемуся участку пола и перескочил оттуда на книжные стеллажи и галерею. По выражению лица оценщика можно было понять, что книги его мало интересуют. Взгляд его фиксировал то, что он видел перед собой, а мысленно оценщик сразу же переводил все это в квадратные метры и проценты.
До этих пор день складывался превосходно. На голубом небе не было ни облачка, и, хотя чувствовался холод, Катерина с большим удовольствием проехалась на велосипеде от своего квартала, расположенного на северо-западе Копенгагена, до центра города. Войдя в магазин, она сразу же принялась за уборку. Уксус, налитый Йоном в ведро, сделал свое дело, и после хорошего проветривания запах гари полностью улетучился. Чтобы создать в помещении определенную обстановку, она принесла из подвала канделябр с пятью свечами, втайне радуясь, что зажигает огонь там, где еще совсем недавно с ним приходилось бороться.
Те несколько клиентов, что заглянули в букинистическую лавку в течение дня, вовсе не были Катерине в тягость, наоборот, она даже постаралась, проявив при этом максимум деликатности, убедить их сделать кое-какие нужные им приобретения.
Явившийся оценщик сказал только, что зовут его Могенс Вернер и что он «должен взглянуть на вещи». Под распахнутым светлым пальто военного покроя на нем был строгий темно-синий костюм, в руках он держал блокнот и карманный калькулятор. Оценщик не задал Катерине ни одного вопроса и даже не спросил разрешения осмотреть магазин. Сначала он просто молча походил по торговому залу, проявив особый интерес к окнам и полу, потом бегло осмотрел стеллажи с книгами, не задерживаясь взглядом на отдельных томах. Но когда он начал подниматься по лестнице на галерею, Катерина заподозрила неладное.
Непонятно было, что ему могло понадобиться наверху. Из зала было прекрасно видно, что единственные поврежденные огнем места находятся в нижней части галереи, а вовсе не на верхней площадке. Кроме того, заметно было, что книги, стоявшие там, привлекали внимание оценщика в гораздо большей степени, чем тома в зале: почти у каждой он задерживался ровно на столько времени, сколько нужно было, чтобы прочесть заглавие и имя автора. Иногда он даже делал какие-то пометки в своем блокноте.
Снизу Катерине было прекрасно видно, как внимательно он изучает содержимое каждого из находящихся наверху застекленных шкафов. Она чувствовала, насколько сосредоточено его внимание — лишь иногда в сознании оценщика случайно всплывала та или иная посторонняя картина. Правда, одна из них повторилась несколько раз, однако она пропадала так быстро, что деталей Катерина разобрать так и не смогла. На этой картине оценщик был в кафе, а напротив него за столом сидели двое мужчин. Один был высокий, рыжеволосый, с глубоко посаженными темными глазами.
Другой мужчина — седоватый, коротко стриженный — производил впечатление человека веселого и добродушного. На обоих были костюмы. Катерина была уверена, что мужчину с проседью она уже где-то видела.