Я встал, чуть более поспешно, чем следовало, и при этом неловко толкнул стул и опрокинул спрятанную за ним бутыль. Она, правда, не разбилась, однако характерный звук невозможно было спутать ни с чем. На мгновение во взгляде Линды что-то сверкнуло, и не надо было быть ясновидящим, чтобы понять, о чем она в тот момент думает. Я же сделал вид, что ничего не слышу, и шагнул к ней навстречу, протягивая руку, которую предварительно вытер о джинсы. Лина взяла мою ладонь и крепко пожала.
— Рада тебя видеть, — соврала она.
— Я тоже, — в свою очередь абсолютно искренне ответил я.
— Прости, что я вот так, как снег на голову, — сказала она и отпустила мою руку. — Но ты не подходил к телефону, и я, честно говоря, стала уже волноваться.
— К телефону? — Я рассеянно взглянул на дом. Внезапно вспомнил, что спьяну с корнем вырвал провод из розетки. С тех пор прошло уже несколько месяцев. — Ах да, он сломался.
Лина кивнула в сторону садового стула:
— Я присяду?
— Конечно. — Я засуетился, протирая еще одно из пластиковых кресел. — Что-нибудь выпьешь?
— Я за рулем, — ответила она. — Может, стаканчик воды.
Я поспешил в дом и прошел на кухню. Раковина была забита немытой посудой, до которой у меня уже несколько дней не доходили руки. Чистых стаканов больше не оставалось. Я выбрал один из кучи грязных, сполоснул его горячей водой и протер бумажным полотенцем. Дожидаясь, пока струя воды из-под крана станет похолодней, достал из холодильника бутылку вермута и хлебнул прямо из горлышка. Вкус его заставил меня недовольно поморщиться.
Когда я вернулся в сад, Лина стояла на террасе спиной ко мне, как будто балансируя на самом краешке узкого порога. По ее фигуре ни за что нельзя было бы предположить, что она — мать двоих детей. Жена была стройной, с узкими бедрами и все той же прямой осанкой, которая мне в ней всегда так нравилась.
— Траву следовало бы подстричь, — сказала Лина, возвращая меня к реальности.
Я пожал плечами:
— Может, мне больше по вкусу естественный газон.
Лина рассмеялась и взяла принесенный мной стакан. Я мысленно проклинал себя за то, что не дал воде как следует течь. Лина наверняка заметила, что стакан только что вымыт, и, вероятно, догадалась, почему. Пока она пила воду, я сделал глоток виски. Мы уселись, каждый на свой стул.
— Я волновалась за тебя, Франк.
Я махнул рукой:
— Не стоило. Я же тебе сказал: телефон сломался.
— Я не об этом. — Лина серьезно посмотрела мне прямо в глаза. — Я прочла твою книгу.
Отвернувшись, я снова отхлебнул виски:
— Ну и?..
— Мне показалось, что я тебя не узнаю, Франк. — Она медленно покачала головой. — Вся эта злоба… Мне стало страшно.
— Успокойся, — сказал я. — Это всего-навсего книга.
— Раньше работа никогда не была для тебя «всего-навсего книгой».
Я ощутил внутри медленно поднимающуюся волну раздражения. На смену восхищению Линой пришла подозрительность. Что ей здесь нужно? Почему она явилась ко мне со всеми этими упреками? Какое ей, в конце концов, дело до того, как я пишу, что делаю и подстригаю траву или нет?!
— А может, я поумнел.
— Правда?
Она, как всегда, была в своем репертуаре: задавала вроде бы элементарные вопросы, ответ на которые было не так-то просто найти. Однако даже не эти вопросы действовали мне на нервы. Я чувствовал себя застигнутым врасплох. Сначала она появляется здесь без предупреждения, я вынужден принимать ее небритым и неопрятно одетым в доме, который не убирал уже несколько месяцев. Затем упрекает меня в том, что я поступил как трус, когда написал «Дружные семьи», не дав ей никакой возможности защититься. Единственным моим желанием сейчас было, чтобы она как можно скорее ушла.
— Все мы становимся мудрее с каждым прожитым днем, — сказал я и попытался улыбнуться.
Лина отвела взгляд:
— Ты уходишь от ответа.
— А что бы ты хотела, чтобы я сказал?
Она наклонилась вперед, протянула свою хрупкую руку через стол и накрыла ей мою ладонь:
— Я бы хотела, чтобы ты сказал, что прощаешь меня и самого себя. Чтобы ты пообещал лучше заботиться о себе и снова начать понемногу общаться с людьми. — Лина опять посмотрела мне в глаза, и по ее взгляду я понял, что она говорит искренне.
Я откашлялся.
— Я тебя прощаю. Я также прощаю самого себя и обещаю лучше заботиться о себе и снова начать понемногу общаться с людьми, — сказал я, стараясь как можно точнее скопировать ее тон.
Лина убрала руку и покачала головой.
— Сама не знаю, зачем пришла, — разочарованно заметила она. — Может, надеялась, что на этот раз ты меня услышишь, думала, что ты нуждаешься во мне, в чьей-то помощи. — Она вздохнула. — Мы ведь по-прежнему любим тебя, Франк. Не нужно ненавидеть себя и всех окружающих.
Она встала и скрестила руки на груди.
— Я сейчас уеду, — сказала она. — Но сначала хочу тебе кое-что рассказать — прежде, чем ты услышишь это от других. — Она выдержала паузу. — Я… я встретила другого, Франк. Его зовут Бьорн… он переезжает к нам на следующей неделе… девочки без ума от него…
Я слушал то, что она говорила, наблюдал за ее отчаянными усилиями подбирать слова, каждое из которых становилось для меня подобием маленькой ручной гранаты, обернутой в вату. Отметил некое подобие улыбки, появившейся у нее на губах, когда она произносила его имя. А также ее сожаление, когда оказалось, что предпринятые ею попытки меня успокоить обернулись чуть ли не издевательством.
Внутри у меня как будто что-то взорвалось, полыхнуло пламя, фейерверком рассыпая снопы жгучих искр. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня стошнило и при этом изверглись наружу все пылающие внутренности. Собрав все свои силы, я старался сохранять спокойствие. Лицо мое словно окаменело, превратившись в посмертную маску, которая запечатлела все эмоции Франка Фёнса за мгновение до казни.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Лина.
В ответ я отсалютовал ей своим стаканом с виски.
— Поздравляю. — Я залпом допил содержимое.
Она покачала головой.
— Прощай, Франк, — сказала Лина. Голос ее при этом дрогнул, она прикрыла рот рукой, затем резко повернулась и торопливо пошла прочь. Обогнув угол дома, Лина скрылась из поля моего зрения. Чуть погодя стало слышно, как ее автомобиль завелся и отъехал.
Некоторое время я созерцал свой стакан, затем перевел взгляд на сад.
Внезапно пришло желание подстричь траву и, может быть, даже спилить пару деревьев.
Вскоре после «Дружных семей» вышел мой следующий роман — «Медийная шлюха». Я написал его в рекордно короткий срок под влиянием бессильной ярости, которая переполняла меня с того самого момента, как Лина дала мне понять, что я навсегда потерял ее и девочек. Кто-то должен был мне за это ответить. Я убеждал себя, что в конечном итоге во всем виновата Линда Вильбьерг. Дело, разумеется, обстояло не совсем так, однако в тот момент подобное решение представлялось мне логичным. После визита Лины мне уже не за что было ее ненавидеть, так что необходимо было отыскать кого-то другого, чтобы выплеснуть на него всю свою желчь. А ведь именно по вине Линды я изменил своей семье, что, как мне казалось, и стало началом конца.