– Думаешь?
– Сто процентов. Мне его, честно говоря, не жалко. Сам виноват.
– Селгарин не виноват,– тихо возразила Катя.
Вспомнив историю о двух сидах, которую ей рассказала троллиха, она добавила:
– Он ведь пострадал из-за любви. Любви к этому Ротгару.
– Ну да,– хмыкнула в темноте Лейка.– Влюбленный бедняжка! А выкрасть тебя кто пытался?
– Он же не по своей воле, а для Ротгара.
– Тем более. Извращенец!
Катя не ответила. Лейка, тоже утомившись болтать, зевнула и перекатилась на другой бок. По потолку пробегали световые полосы от фар проезжающих по набережной автомобилей. На улице под окном завыла было собака, но тут же умолкла.
Кате вдруг вспомнилась ее самая первая встреча с Селгариным, когда он как бы случайно подвозил ее до Казанского, на свидание со Стасиком, и поцеловал ей запястье. Тот поцелуй, который она приняла за проявление изысканной галантности, оказался «меткой сида», знаком собственника. Но Катя не держала на Селгарина обиды.
Ей не верилось, что тот желал ей зла.
Почему-то ей казалось, что даже теперь, в облике баньши, Селгарин не захочет причинить ей вред. Ей было жалко погибшего эльфа, и она ничего не могла с этим поделать. Наоборот, хотелось чем-то помочь ему… если это только было возможно.
– Как можно помочь призраку обрести покой? – подумала она вслух.– А, Лейка?
Лейка ответила еще одним сладким зевком.
– Было такое кино про Кентервильское привидение,– сонно проговорила она.– Там оно шлялось по замку и стонало. А потом хозяева, или еще кто-то, не помню, нашли в подвале чьи-то замурованные кости, похоронили их по-человечески, привидение и упокоилось.
– Угу,– пробормотала Катя.– Я тоже что-то такое читала. Где может быть тело Селгарина? Слушай, спроси у Хищника.
– Легко. Эй, волосатый! – Лейка пошарила рукой под кроватью.– Остались от сида объедки?
Из-под кровати донеслось неразборчивое ворчание. Лейка прислушалась, хихикнула.
– Спрашивает, зачем нам?
– Найти и похоронить по-человечески,– сказала Катя.
Лейка сунула голову под кровать и заговорила по-шведски. Хищник отвечал долго, Лейка сначала несколько раз переспрашивала, потом давилась от хо-хота.
– Он говорит – все фигня! Зачем хоронить сида по-человечески! Сида надо хоронить на кладбище сидов!
– Какое еще кладбище сидов? – не поняла Катя.
Хищник что-то проворчал.
– Говорит, кладбище сидов – это его брюхо,– сквозь смех объяснила Лейка.
Хищник под кроватью прорычал еще несколько шведских слов.
– Говорит, если надо поспособствовать погребению еще каких-нибудь сидов,– перевела Лейка,– так он всегда готов. Места много.
– Да ну вас! – с досадой сказала Катя.– Шутники, блин! Лейка, спроси его серьезно – осталось что-нибудь от Селгарина или нет?
Лейка, отсмеявшись, перевела хищнику вопрос, а потом долго вслушивалась в ответное рыканье.
– Темнит он что-то,– сказала она, поворачиваясь к Кате.– Говорит, дескать, столько лет мечтал о сиде, а тут дорвался и сожрал целиком. Но как-то неуверенно говорит. Подозреваю, что пару-тройку костей он таки припрятал на потом…
– Эй, зверюга! – Она подергала хищника за шерсть.– Где ты спрятал объедки? Не бойся, я не собираюсь выпрашивать у тебя кусочек! Я не люблю эльфятину!
Ответный рык был неохотным и кратким.
– Не верит,– прошептала Кате Лейка.– У него, наверно, не укладывается в голове, как такое может быть – не любить эльфятину. Ничего, сейчас я его расколю. Так где, говоришь, спрятал заначку, мохнатая скотина? Черепушку сидову ведь наверняка с собой унес, а? Не представляю, как можно за один раз съесть целого эльфа!
– Ой, хватит! – оборвала ее Катя.– Меня от этих разговоров уже замутило. Это для тебя Селгарин – просто абстрактный персонаж, а для меня – знакомый, и между прочим, очень приятный человек…
– Был,– Лейка зевнула в третий раз.– И не человек, а сид. Ладно, не хочешь, как хочешь. Тогда спим.
– Спокойной ночи,– ответила Катя, заворачиваясь в одеяло.
Засыпая, Катя продолжала думать о Селгарине. Постепенно мысли ее превратились в причудливые, сами по себе возникающие образы… и Катя уснула.
* * *
Кате снится медленный танец в клубе «Метро». Восхитительный танец, похожий на плавный полет. И сполохи света, отражающиеся в темных очках ее партнера. Катя знает, что ей нужно увидеть его глаза раньше, чем кончится танец.
Она хочет попросить его снять очки, но знает, что он ее не услышит.
Тогда Катя медленно-медленно поднимает руку, касается дужки, холодной, как лед, обжигающей пальцы. Хочется отдернуть руку, но, превозмогая боль, Катя снимает с танцора очки. И тотчас чернота очков разливается вокруг, затопляя зал, и во всем мире остается только два источника света: глаза невозможной синевы, прекрасные глаза юного эльфа, наполненные такой мучительной тоской, что от жалости у Кати перехватывает горло.
– Зачем вы здесь? – спрашивает Катя.
Глаза эльфа смотрят Кате прямо в душу.
– Но я не могу вам помочь…– шепчет Катя.– Хочу, очень хочу, но – как?
Беззвучный стон, от которого стынет кровь и немеет лицо.
Это ответ, которого Катя не понимает.
А танец продолжается и уносит Катю… Куда?
Неожиданно Кате становится очень страшно. Ей хочется оглянуться…
Но тело не повинуется ей. Ее охватывает панический животный ужас…
* * *
…И Катя просыпается.
За окном воет собака. Похоже, она и разбудила Катю.
Катя лежит на спине, широко открыв глаза. Сердце бешено стучит. Ощущение такое, будто она в самый последний момент успела избежать большой беды. Катя слышит, как рядом мирно посапывает Лейка. Светящиеся цифры электронных часов показывают: тридцать три – двадцать восемь.
Какое-то время Катя не понимает, что в них не так, потом соображает: такого времени не бывает. И понимает, что она не проснулась: просто перескочила из одного сна в другой.
Она поворачивает голову к Лейке, но видит вместо подруги розовый светящийся кокон. Этот кокон пульсирует и переливается огоньками. От него исходит ощущение тепла и мира. Катя привстает и обнаруживает, что может видеть сквозь постель, а там, внизу – еще один источник света. Нечто, расползшееся в стороны, словно огромная медуза, и оно тоже пульсирует и мерцает, но совсем не так, как кокон. То, что внизу, больше похоже на озерцо расплавленной лавы.
Катя глядит на свою руку. Рука похожа на настоящую, только прозрачная и окутанная чем-то похожим на искрящийся пар.