— Что же мне теперь, радоваться, что мы не были женаты и что у нас нет детей?! — накинулась она на него. — Энди Скотт, ты рассуждаешь точь-в-точь как моя мама! Какая разница, есть у меня на пальце кольцо или его нет? Для меня это не значит ровным счетом ничего, к тому же это все равно ничего не изменит! Быть может, Джо действительно погиб, а может, он сейчас находится в одном из лагерей для военнопленных, где над ним издеваются или даже пытают! Будет ему легче от того, что в Америке у него осталась законная жена?! Или, может, нацисты отпустили бы его, если бы узнали, что у него есть дети? — Она презрительно фыркнула. — Не понимаю, почему вы все придаете такое значение устаревшим социальным институтам! Брачные узы — пустая формальность, необходимая обществу, но не тем, кто любит! Я, во всяком случае, точно знаю, что если бы мы даже поженились, я бы все равно не смогла любить Джо сильнее, чем люблю теперь. А я люблю его, люблю больше всего на свете, и плевать мне на то, что думают другие!
Она неожиданно разрыдалась и упала в объятия Энди.
— Но ведь ты сама понимаешь, что Джо скорее всего погиб, — попытался он урезонить ее. — Существует всего один шанс из миллиона, что он выживет и вернется к тебе.
«На самом деле, — подумал Энди, — и этого шанса нет — слишком уж жестокой оказалась эта война».
— Он мог спастись! — всхлипнула Кейт. — Спастись и бежать из плена. Может быть, Джо скрывается у французских или югославских партизан и не может подать о себе весточку.
— Но что, если он все-таки мертв? — не сдавался Энди.
Все говорило за это, и он хотел заставить Кейт повернуться лицом к правде, какой бы горькой она ни была. Однако Кейт и сама понимала, что Джо почти наверняка погиб, но ей было слишком тяжело это признать. Даже наедине с собой она не осмеливалась думать о нем как о мертвом и совсем не выносила, когда кто-то пытался убеждать ее в этом.
— Заткнись, Энди Скотт! — крикнула она. — Говорю тебе, он жив! Я знаю, что он жив!
— Зачем так мучить себя?.. — Энди тяжело вздохнул. — Зачем тешить себя надеждой, если она все равно не сбудется? Не лучше ли смириться с неизбежностью и попробовать начать все сначала?
Но Кейт только затрясла головой в бессильной ярости. Она не хотела и не могла начинать все сначала, строить свою жизнь заново, пока не убедится, что Джо больше нет. Вот когда она сама в это поверит, тогда…
Но что будет «тогда», Кейт не знала. Она не представляла, как будет жить без Джо. Даже не жить, а существовать, потому что без него ни о какой жизни не могло быть и речи — слишком сильны были связывавшие их узы, чтобы прерваться теперь, пусть даже один из них умер.
«Не умер, а пропал без вести», — тут же поправила себя Кейт. Она и в самом деле не верила, что Джо мог погибнуть. Какая-то часть ее души продолжала твердить ей: «Верь, надейся, и все будет так, как ты хочешь. Джо вернется, обязательно вернется, надо только немного потерпеть».
— Он жив, — сказала она, поднимая на Энди мокрое от слез лицо, и в ее голосе прозвучала такая убежденность, что он не нашел в себе силы возразить.
Когда Кейт немного успокоилась и привела себя в порядок, Энди повел ее в студенческое кафе. Никакого аппетита у Кейт не было, но он чуть не силой заставил ее выпить стакан сока и проглотить несколько ложек салата и жареной картошки. Как ни странно, после этого Кейт почувствовала себя значительно лучше; во всяком случае, к ней определенно вернулись силы, а вместе с ними окрепла и надежда. Поэтому, когда Энди пригласил ее на соревнования по плаванию в следующее воскресенье, она не стала отказываться.
Кейт обещала прийти и действительно пришла. Гарвард встречался с Массачусетским технологическим, и она так болела за Энди, что на время даже забыла о своих несчастьях. Выглядела она намного лучше, чем пару дней назад, однако, когда Энди, переодевшись после выигранного им заплыва, поднялся к ней на трибуну, первое, что сказала ему Кейт, это что она видела сон про Джо. Сон оказался не таким страшным, как обычно.
— Он не погиб, Энди! — воскликнула Кейт, схватив его за руку. — Теперь я это точно знаю!
Энди решил, что от горя у нее, должно быть, помутился рассудок, однако вслух ничего не сказал. Он уже понял, что обсуждать эти вопросы с Кейт совершенно бесполезно. Ничто не могло заставить ее поверить в смерть Джо.
И Кейт действительно крепко держалась за эту свою веру. Через какое-то время не только друзья, но даже отец с матерью перестали заговаривать с ней на эту тему — и не только потому, что для Кейт это означало лишние страдания, но и потому, что уговаривать ее было совершенно бесполезно. Она не слушала никаких доводов, а только твердила: «Он жив, он жив, я знаю! Он, наверное, находится у партизан, и поэтому от него нет никаких известий».
Настало лето, но судьба Джо по-прежнему оставалась невыясненной. Последнее письмо от него пришло через два месяца после того, как был сбит его самолет, и Кейт часто перечитывала это письмо по ночам. Постепенно она утрачивала чувство реальности, и ей начинало казаться, что с Джо просто не могло случиться ничего страшного, раз письма от него продолжают приходить. Она уже не обращала никакого внимания на окружающих, которые хотя и сочувствовали ее горю, но по-прежнему считали, что ей давно пора забыть Джо. Или, вернее, не забыть, а перестать думать о нем как о живом. Кейт упрямо не желала с ним расставаться, потому что Джо действительно жил в глубине ее души — в потайном уголке, куда не достигали ни голос рассудка, ни отчаяние, которое порой охватывало ее по ночам, когда она лежала без сна и вспоминала, вспоминала, вспоминала без конца. Когда Кейт все-таки засыпала, Джо снился ей, но хотя сны эти по-прежнему были тревожными и пугающими, она ни разу не видела его мертвым. И это тоже вселяло в нее надежду. «Уж наверное, — рассуждала она, — если бы Джо действительно умер, его душа нашла бы способ пробраться на Землю и сообщить мне, что надеяться больше не на что». Он оставался ее любовью, ее мечтой, с которой Кейт не могла и не хотела прощаться.
Между тем родители, озабоченные ее состоянием, решили, что Кейт необходимо переменить обстановку. В Европу ехать, разумеется, было нельзя, и в конце концов она отправилась сначала в Чикаго, где жила ее крестная мать, а потом в Калифорнию, чтобы повидаться со школьной подругой, учившейся в Стэнфорде. В целом Путешествие получилось довольно удачным, однако Кейт постоянно ощущала себя если не марионеткой, то автоматом, который не живет по-настоящему, а только совершает необходимые действия в зависимости от обстановки. Должно быть, поэтому, возвращаясь домой, она не испытывала ничего, кроме облегчения. Кейт ехала поездом и целых три дня могла спокойно смотреть в окно и думать о Джо — о том, как хорошо им было вдвоем. Со дня его исчезновения прошло уже больше восьми месяцев, и даже Кейт начала понемногу склоняться к мысли, что он, наверное, все-таки погиб. «Не может же быть, — думала она, — чтобы за столько времени Джо не сумел дать о себе знать».