— Что же было дальше? — мягко спросила она. — Ну, после того, как я уехала сниматься в Париж? Кстати, что это был за фильм?
— Историческая драма с огромным бюджетом. Ты играла Марию-Антуанетту. Как я уже говорил, ты увезла с собой и детей, и я остался на положении соломенного вдовца. Через неделю после твоего отъезда я отправил ся на вечеринку, которую устраивал Хью Хефнер… Еще никогда я не видел столько красивых девушек сразу, некоторые даже показались мне почти такими же красивыми, как ты. — Джейсон усмехнулся, и Кэрол понимающе кивнула, хотя слушать эту грустную повесть с вполне предсказуемым финалом ей было нелегко. У ее личного кино не было хеппи-энда, у них не получилось «прожить долго и счастливо». В противном случае Джейсон не сидел бы сейчас перед ней, пряча глаза.
— …Я слишком поздно понял, что они ничем не похожи на тебя. Ты всегда была порядочным, искренним и добрым человеком, Кэрол. Да, ты много работала и редко бывала дома, но ты была стократ лучше любой из них. Эти… девки, другого слова я не подберу, были вылеплены совсем из другого теста. Все эти модели, будущие кинозвезды, будущие профессиональные шлюхи и другие «охотницы за состояниями»… Я был женат на настоящей, живой женщине, а они были холодными и бездушными разодетыми манекенами. Мне казалось, они сверкают, словно россыпь драгоценностей, и, ослепленный этим блеском, я не понял, что их бриллианты — это всего лишь мишура, дешевка. Вернее — понял, но было слишком поздно.
Одну из них звали Наташей. Эта русская супермодель появилась в Нью-Йорке недавно, но уже пользовалась бешеной популярностью. В Штаты она приехала прямо из Москвы, с короткой остановкой в Париже, где она якобы работала для какого-то журнала. На самом же деле она охотилась за большими деньгами — в том числе за моими. Уже в Париже она сделалась любовницей одного богатого плейбоя — сейчас уже не помню, как его звали. В любом случае я был у нее не первым и не последним. Сейчас Наташа живет в Гонконге со своим четвертым мужем, кажется, он бразилец, торговец оружием или что-то в этом роде. Парень, правда, прикидывается, будто успешно играет на бирже, но я уверен, что на самом деле он занимается совсем другим, куда менее почтенным бизнесом. Главное, у него огромное состояние, а Наташу только это и могло заинтересовать.
Но тогда она показалась мне совсем другой. Наташа меня как будто околдовала, хотя, должен признаться, что в тот вечер я порядочно выпил, а потом еще и принял дозу кокаина, которую мне услужливо подсунули. Короче говоря, очнулся я уже в постели с Наташей. К этому времени мы были уже не у Хефнера, а на чьей-то яхте на Гудзоне, да и народ вокруг был уже другой.
Что еще я могу добавить? Мне было сорок один, Наташе — двадцать один, и этим, наверное, все сказано. Правда, была еще и ты, но ты с детьми жила в Париже, а я уже решил, что для нормальной жены ты слишком часто отсутствуешь. Нет, даже тогда я не думал, что ты мне изменяешь — это просто не могло прийти тебе в голову, к тому же подобные вещи требуют времени, а тебе его всегда не хватало. В Голливуде у тебя была безупречная репутация, чего, увы, я не могу сказать о себе.
Наши отношения с Наташей недолго оставались тайной — чуть ли не на следующий день после вечеринки у Хефнера в бульварных газетенках появились наши фотографии. Подозреваю — она специально об этом позаботилась. Как бы там ни было, наш бурный роман подробно освещался в прессе, но ты повела себя на редкость благородно, подчеркнуто игнорируя любые сообщения на эту тему.
Вскоре после нашего знакомства Наташа объявила, что беременна. Она отказалась делать аборт, сказала, что любит меня и хочет быть моей женой. По ее словам, ради меня она готова была бросить работу, карьеру, модельный бизнес, лишь бы только быть со мной, сидеть дома и воспитывать наших детей. Можешь себе представить, какой сладкой музыкой звучали у меня в ушах эти обещания! Я уже давно мечтал о нормальной жене, но ты была не готова стать хранительницей семейного очага. Так мне, во всяком случае, казалось, хотя кто знает — я ведь не спрашивал…. Кроме того Наташа здорово вскружила мне голову — я в буквальном смысле слова был от нее без ума.
Еще одна причина заключалась в том, что она носила моего ребенка. Мне хотелось иметь больше детей, но, учитывая твое рабочее расписание, даже думать о третьем ребенке было бы безумием. И двоих-то таскать за собой по всему миру было нелегко, и я просто представить не мог, что ты решишься родить еще одного или двух. А еще я хотел, чтобы мои дети были дома со мной, а не бог знает где, да и Энтони уже подрос, и ему нужно было серьезно учиться… Словом, Наташе удалось убедить меня, что брак с ней будет для меня наилучшим решением. Я уже мечтал, как мы заживем настоящей, крепкой семьей, и даже купил для нас дом в Гринвиче. Потом я позвонил своему адвокату… — Джейсон снова усмехнулся. — Как видишь, это был классический случай временного помешательства, характерный для мужчин, переживающих кризис среднего возраста. Адвокат тоже это понял; он даже пытался меня отговорить, но я не стал слушать. Через несколько дней я вылетел в Париж, чтобы сообщить тебе о своем решении. Ты выслушала меня спокойно, а потом… заплакала, и это было ужасно. Я никогда не видел, чтобы ты так плакала. В какой-то момент я чуть было не Опомнился, спросив себя: что же это я такое делаю?.. В тот день я провел с тобой несколько часов и едва не пришел в себя. Наши дети были очаровательны, и я чувствовал, что не в силах сделать несчастными ни их, ни тебя. А потом позвонила она… Наташа как будто что-то почувствовала и поспешила возобновить свое заклятие. Она, как ведьма, вновь опутала, околдовала меня нежными словами и лживыми обещаниями, и я поддался. Вернувшись в Нью-Йорк, я подал заявление на развод. Ты ничего от меня не требовала — даже обычных в таких случаях алиментов. Из гордости ты не хотела брать у меня ни цента, к тому же ты и сама очень хорошо зарабатывала. Когда я сказал, что Наташа беременна, это тебя едва не доконало, но ты выдержала. Только теперь я понимаю, чего тебе это стоило и каким безжалостным сукиным сыном я был! Мне хотелось поквитаться с тобой за каждую минуту твоей славы, за каждый час, который ты провела не со мной, и я это сделал. И очень скоро об этом пожалел, но было поздно. Впрочем, я отвлекся… Ты еще жила в Париже, когда полгода спустя я женился на Наташе. С тобой я больше не общался; даже когда приезжал, чтобы навестить детей, ты отказывалась со мной встречаться. Энтони и Хлою привозила ко мне в «Ритц» няня; с тобой же я не только не виделся, но даже не разговаривал. Больше двух лет мы обменивались сугубо деловыми посланиями через адвокатов, секретарей, гувернанток; тебе так было легче, да и мне нечего было тебе сказать.
Потом ты вернулась в Штаты и сразу переехала в Лос-Анджелес. Я к тому времени уже начал прозревать и не выпускал тебя из вида. И вот я узнал, что ты стала меньше сниматься и проводить больше времени с детьми. Представляешь, что я почувствовал?.. О чем-то подобном я мечтал невесть сколько времени, но мне не хватило ни терпения, чтобы дождаться, пока это случится, ни мужества, чтобы попросить тебя об этом.
Между тем моя жизнь продолжала стремительно разваливаться. Наташа родила первого ребенка через два дня после нашей свадьбы. Еще через год появился на свет второй. Все это время она не работала, и, не успей как следует оправиться после родов, вдруг заявила, что ей скучно и что она намерена вернуться в модельный бизнес. Я был против, но она все равно поступила по-своему, а меня просто бросила. Две наши дочери сначала оставались со мной, но потом Наташа забрала и их. Вскоре я узнал причину. На одной вечеринке, куда она отправилась без меня, Наташа познакомилась с каким-то сказочно богатым бездельником, и моя участь была решена. Недолго думая, она развелась со мной и вышла замуж за него. Развод, кстати, обошелся мне в изрядную сумму. Даже не знаю, почему мне не пришло в голову оформить брачный контракт: Наташа буквально обобрала меня и исчезла из моей жизни вместе с детьми. Я не видел их больше пяти лет — она этого не хотела, и никакой суд не мог ее заставить, поскольку все это время она находилась вне юрисдикции американских законов. Насколько я знаю, Наташа колесила по Европе, по Латинской Америке, меняя мужей и любовников словно перчатки. О, эта русская с самого начала была птицей высокого полета, хотя то, чем она занималась, иначе как проституцией не назовешь. Я понял это не сразу и в результате разрушил свою и твою жизнь.