— Я знаю, — кивнула Кэрол, с трудом сдерживая слезы. Она понимала, что значит для него ее отказ; кроме того, за прошедшие несколько недель Джейсон сделал для нее так много, что ей казалось, будто она незаслуженно его обидела. Но в глубине души — должно быть, каким-то шестым чувством — Кэрол знала, что поступила правильно. Она выбрала единственно верное решение, и спустя какое-то время Джейсон тоже это поймет.
— Я тоже люблю тебя, — добавила она. — Люблю н прощаю, и ты тоже меня прости.
— Конечно, дорогая, — ответил Джейсон, целуя ее в лоб. Он понимал, что поступит наилучшим образом, если не станет упорствовать, а оставит все, как есть. На какое-то мгновение в его сердце затеплился огонек надежды, и он сделал Кэрол свое предложение, не желая упускать ни малейшего шанса вернуть утраченное. Джейсон знал — почти наверняка знал, — что она ответит, но, как ни странно, возможность отказа его не пугала. Что бы ни сказала Кэрол, он все равно не стал бы любить ее меньше. Несмотря на случившуюся с ней беду, Джейсон был рад, что смог быть рядом с Кэрол эти несколько дней, и сейчас ему очень не хотелось покидать ее. Он чувствовал — стоит ему расстаться с Кэрол, и ему снова будет ее не хватать. К счастью, она пригласила его в Лос-Анджелес на Рождество, и Джейсон уже решил, что приедет к ней во что бы то ни стало. За состояние Кэрол он уже не так волновался. Она явно шла на поправку, к тому же Джейсон оставлял ее в надежных руках. Стиви собиралась пробыть с Кэрол в Париже до тех пор, пока врачи не разрешат ей лететь. Она уже поговорила с Аланом, и он отнесся к ее решению с полным пониманием. Он даже сказал, что остаться с Кэрол — ее профессиональный и человеческий долг, хотя раньше относился к ее постоянным сверхурочным с большим неодобрением. Стиви даже подумала, что недооценила своего друга. Похоже, он был не совсем плохим человеком, хотя их взгляды на жизнь нередко оказывались прямо противоположными.
Энтони пришел попрощаться вместе с отцом. Он тоже сказал, что очень любит ее и ждет, когда же она наконец полностью поправится и сможет вернуться домой. Хлоя, которая заехала к ней по дороге в аэропорт полутора часами ранее, была внимательна и ласкова с матерью.
— Постарайся обойтись без новых неприятностей, по крайней мере до тех пор, пока я не доберусь до дома, — шутливо сказал Энтони. — А если вздумаешь прогуляться, возьми с собой Стиви. Уж она-то не пустила бы тебя ни в какой тоннель!
На самом деле он не был уверен, что присутствие Стиви что-то изменило бы, но старался не думать о том, что по роковому стечению обстоятельств едва не лишился матери. При одной мысли об этом его бросало в дрожь.
— Спасибо, что пригласила папу на Рождество, — добавил Энтони. — С твоей стороны это было очень… любезно.
Он знал, что в противном случае отцу пришлось бы встречать праздники в одиночестве. У Джейсона не было женщины, с которой он поддерживал бы постоянные отношения, поэтому он всегда старался провести Рождество вместе с Энтони и Хлоей. Увы, за последние восемнадцать лет они ни разу не собирались за праздничным столом вчетвером. Последний раз, когда они встречали Рождество как одна семья, Энтони почти не помнил и уже не надеялся, что это когда-нибудь случится вновь. Вот почему для него было так важно, что Кэрол предложила Джейсону провести праздники вместе.
— Обещаю вести себя примерно, — ответила Кэрол, с гордостью глядя на сына. Она не помнила, каким он был в детстве, но ей казалось, он действительно стал прекрасным человеком, как и говорил Джейсон. Вся любовь, которую Энтони к ней питал, ясно читалась и его глазах, и от этого у Кэрол стало тепло на душе.
На прощание они обнялись. Кэрол даже всплакнули хотя знала, что скоро увидит сына снова. В последнее время она вообще воспринимала все происходящее чересчур эмоционально, поэтому глаза у нее постоянно были на мокром месте. Как сказал врач, ее нервная система работала с предельным напряжением, и немудрено: ведь ей приходилось многое узнавать заново, многому учиться.
Энтони уже собирался уходить, когда дверь в палату отворилась. Кэрол решила, что это вернулся Джейсон, но, вглядевшись, поняла, что это кто-то посторонний. В следующее мгновение она узнала нового посетителя. Это был тот самый француз, который уже навещал ее и принес цветы. Но имени его она вспомнить не могла, как не могла расспросить о нем сиделок и врачей. Французский язык совершенно улетучился из памяти Кэрол — то, что говорили окружающие, она с грехом пополам понимала, но сама говорить не могла. Даже с родным английским у нее до сих пор возникали проблемы, хотя Кэрол и вспомнила большинство необходимых в повседневном общении слов. Французский же не вернулся к ней до сих пор.
Увидев незнакомца, Энтони замер в какой-то неестественной, напряженной позе. Француз смерил его быстрым взглядом, сдержанно улыбнулся и кивнул. Энтони никак не отреагировал, но его взгляд стал еще более напряженным. Было совершенно очевидно, что он знает этого человека и что встреча с ним ему неприятна. Кэрол смутно помнила, что в прошлый свой визит француз сказал, будто он — старый друг ее семьи; следовательно, он должен был знать и ее детей, однако потрясение, ясно отпечатавшееся на лице сына, было ей непонятно.
— Здравствуй, Энтони, — спокойно сказал Мэтью Белланкур по-английски. — Давненько мы с тобой не виделись.
— Что вам здесь нужно? — тихо проговорил Энтони, бросив в сторону Кэрол быстрый тревожный взгляд. Он хорошо помнил этого человека, хотя в последний раз видел его, когда был еще ребенком.
— Я пришел проведать твою маму. И, кстати, уже не в первый раз… — ответил Мэтью. Его голос прозвучал холодно, и Кэрол недоуменно воззрилась на него. «В чем дело? Что вы не поделили?» — хотелось ей спросить, но она промолчала.
— Разве она вас помнит? — удивился Энтони. — Мама?.. — Он повернулся к Кэрол.
— Едва ли, — ответил за нее Мэтью, но Энтони только покачал головой. Сам он помнил этого типа очень хорошо. Это он сделал его мать несчастной, и именно из-за него Кэрол в свое время пролила немало слез. С тех пор прошло пятнадцать лет, но сейчас Энтони чувствовал себя так, словно все это случилось только вчера. Кэрол в тот вечер поздно вернулась домой и объявила ему и Хлое, что им придется уехать из Парижа. Потом она заплакала. Она плакала и никак не могла остановиться, и, лишь когда Энтони, испугавшись, бросился звонить врачу, сумела взять себя в руки.
В конце концов Кэрол все же рассказала сыну, кто причинил ей боль, и Энтони почувствовал, как внутри его все переворачивается. Раньше Мэтью Белланкур ему очень нравился — он учил его ездить верхом и играть в европейский футбол, но в ту ночь мальчик навсегда возненавидел человека, из-за которого так страдала его мать. Энтони давно хотелось вернуться в Америку, и не видеть слезы, катившиеся по лицу Кэрол, ему было больно. Не сразу он вспомнил, что она плакала и раньше — очевидно, у них с Мэтью уже некоторое время не все ладилось, но Энтони обратил на это внимание далеко не сразу. И теперь к радости возвращения домой примешивалось облегчение от того что мать вернется вместе с ним на родину, где злой мистер Белланкур уже не сможет ее преследовать и мучить. Парижский дом Кэрол в конце концов продала, но для Энтони это не стало огорчением: несмотря на то что во Франции у него остались друзья, в Америке он чувствовал себя намного лучше. Он, однако, был уже достаточно взрослым или, вернее, достаточно чутким, чтобы понять: для его матери возвращение домой — нелегкое дело. Она словно перерезала последнюю ниточку, связывавшую ее с Парижем, где она узнала и счастье, и боль. Слава богу, сейчас она ничего об этом не помнила, но Энтони не сомневался — раньше она много думала о происшедшем.