И снова был поцелуй, на этот раз прощальный. Этот поцелуй словно воскресил то, что было в их общем прошлом: нежность и привычка, печаль и радость, страх и любовь — все как будто ожило вновь. Но была в их поцелуе и головокружительная сладость их новой, сегодняшней близости.
Но этой опасной темы они избегали касаться. Они обсуждали все, что угодно, — его работу, ее книгу, ее карьеру, его и ее детей и многое другое, что только приходило на ум. И оба получали огромное удовольствие от того, что понимают друг друга. А для Кэрол в их долгих разговорах был особый смысл — она старалась быть на уровне своего собеседника, выуживая из памяти слова и обороты, которыми когда-то пользовалась легко и непринужденно. Иногда — очень редко — она все же сбивалась и умолкала, не зная, как выразить посетившую ее мысль, но стоило ей, как следует сосредоточиться, и нужные слова обязательно находились. Кэрол еще предстояло заново освоить компьютер. Пока все собранные для романа материалы и наброски оставались для нее недоступны, но когда Стиви предложила ей свою помощь, Кэрол отказалась. Она была уверена, что сможет справиться сама.
На следующее утро, когда Кэрол завтракала, Стиви принесла свежие газеты. Одного взгляда на первые страницы было достаточно, чтобы понять: газетчики «раскрыли» мужчину рядом с американской звездой. Имена и Кэрол, и Мэтью были под их фотографией в каждой газете. На снимке Мэтью выглядел мрачным и испуганным. А Кэрол, как, впрочем, и всегда, была очаровательна, а ее неизменная «дежурная» улыбка казалась естественной. Правда, шрам на>щеке можно было разглядеть — выезжая на прогулки с Мэтью, она почти не пользовалась косметикой, — однако он был таким нечетким, что его легко можно было принять за дефект печати.
Статья в британской «Геральд трибьюн» позволила Кэрол получить представление о том, что было написано и в других изданиях. Журналисты хорошо справились со своей работой, не только представив Мэтью как бывшего министра внутренних дел Франции, но и перелопатив свои фотоархивы пятнадцатилетней давности. «Похоже, — подумала Кэрол с недоброй иронией, — тут не обошлось без какого-нибудь честолюбивого молодого репортера или, наоборот, без старого опытного профессионала». Так или иначе, они сумели разыскать редкий снимок, где Кэрол и Мэтью были сфотографированы вместе, хотя обычно они избегали подобных ситуаций и не появлялись вдвоем на светских мероприятиях. Кэрол вспомнила — это был благотворительный прием в Версале. Фотография была совсем неплохая — когда-то ее уже печатали в газетах. Мэтью тогда пришел на прием с Арлетт, а она была со своим коллегой, тоже знаменитым актером, с которым когда-то снималась и который в то время как раз был в Париже по делам. Вместе они были великолепной парой, и их постоянно фотографировали. Весь фокус, однако, состоял в том, что коллега Кэрол был тайным гомосексуалистом, о чем его поклонницы даже не подозревали. Таким образом, знаменитый актер служил для нее превосходной ширмой, однако безвестный папарацци запечатлел на пленке тот единственный момент, когда перед самым завершением приема она и Мэтью ненадолго уединились в саду. Они, впрочем, только разговаривали, поэтому фотография тогда не стала сенсацией. Несколько газет все же поместили ее на своих страницах, снабдив довольно провокационным заголовком:
«Министр внутренних дел Франции неравнодушен к американскому кинематографу» или что-то вроде этого… Но об истинных их отношениях тогда не догадался никто, и только у Арлетт, которая была в курсе их романа, снимок вызвал приступ гнева.
И старую фотографию, и вчерашний снимок, сделанный на ступеньках «Ритца», «Геральд трибьюн» поместила под общим заголовком «Сейчас и тогда. Нераскрытая тайна?». Впрочем, вопросительный знак нисколько не смутил Кэрол. Она была уверена, что газетчики никогда не докопаются до истины — в свое время они с Мэтью потратили немало сил, заметая следы. Все могло бы обернуться иначе, если бы появился на свет их ребенок, или Мэтью оставил бы жену, или был бы смещен со своего поста. И Арлетт уже ничего не могла рассказать журналистам о сопернице. Теперь для всех, кто читал сегодняшние газеты, они с Мэтью были просто мужчиной и женщиной, которые вместе входили в отель. Быть может, они — друзья, возможно, что когда-то их связывали более близкие отношения, но без доказательств, пусть даже косвенных, это были просто досужие фантазии. Настоящее тоже не обещало любителям порыться в грязном белье ни скандала, ни сколько-нибудь громкой сенсации. В конце концов, Мэтью уже давно ушел с поста министра, и оба они были свободны от брачных уз, так что не представляли особого интереса. Сейчас из их предполагаемого романа сенсации нельзя было сделать никакими усилиями — особенно если учесть, что Кэрол пострадала во время теракта и попала в больницу. Могла же она захотеть встретиться со старыми друзьями, которых знала по своему пребыванию в Париже? Как видно, журналист из «Геральд трибьюн» обладал развитой интуицией, но ответ на заданный газетой вопрос знали только Кэрол и Мэтью — и здесь, в Париже, больше никто. Во всяком случае, в Стиви Кэрол была уверена.
Мэтью позвонил, как только увидел газеты. Он был мрачен и зол — подобные вещи всегда его раздражали. Кэрол, напротив, была на удивление спокойна. За свою жизнь она успела привыкнуть к тому, что газеты могут написать об известных людях любую глупость, и она не была исключением.
— Какое идиотство! — ворчал Мэтью.
— Напротив, журналистов следовало бы похвалить за усердие, — ответила Кэрол. — Им, наверное, пришлось немало потрудиться, чтобы раскопать этот древний снимок. И знаешь, я даже обрадовалась, когда его увидела, ведь я помню, когда он был сделан! А ты помнишь? Прием в Версале. Ты пришел с Арлетт и за весь вечер сказал мне, быть может, всего несколько слов — все делал вид, будто со мною незнаком. А ведь в то время я уже была беременна! — Она хотела пошутить, но сама не заметила, как ее голос задрожал от нахлынувших чувств. Обида, сожаление, горечь — Кэрол еще не научилась справляться с самыми сильными своими эмоциями. «Порой хорошая память может быть и проклятием», — подумала она, вспоминая, как после этого приема они поссорились, и эта ссора стала первой в череде других, более серьезных размолвок. Мэтью приводил все новые и новые причины, которые мешали ему развестись с женой, а Кэрол обвиняла его в том, что он просто не хочет. Они так и не смогли найти компромисс, и их жизнь, которая до этого представлялась им счастливой, начала разваливаться на глазах. И все стало рушиться, когда Кэрол потеряла ребенка… Словом, с приемом в Версале у нее были связаны не самые лучшие воспоминания, да и Мэтью, похоже, тоже помнил, как они поссорились в первый раз. Помнил и чувствовал свою вину — вот почему фотография в «Геральд трибьюн» вызвала у него такое острое раздражение. Ему не нравилось, когда что-то напоминало ему о боли и страданиях, которые он причинил Кэрол. Мэтью не сомневался, что и Кэрол будет не слишком приятно увидеть это старое фото, если только она не забыла… Увы, она не забыла.
— Не стоит слишком расстраиваться, — сказала наконец Кэрол. — Все равно мы не можем ничего сделать.
— Если ты считаешь, что нам надо быть осторожнее… — нерешительно начал Мэтью, но Кэрол перебила его.