— Неужели ты так просто сдашься? — спросила Стиви. Она-то полагала, что Кэрол справилась со своими потерями и вступила в новый этап своей жизни. — Это не в твоем характере!
— Я ведь не железная, Стиви. — Кэрол вздохнула. — Я и за Шона выходить не хотела — но он сумел меня уговорить. Кроме того, мне тогда было столько лет, сколько тебе. Больше я не хочу экспериментировать.
— О чем ты говоришь?! Ты выглядишь максимум на тридцать пять!
— А чувствую себя на девяносто пять. Боюсь, мое бедное сердце просто не выдержит. Ему и так досталось.
— Не говори ерунды! — всерьез рассердилась Стиви. — Я понимаю — сейчас ты еще не в лучшей форме. Но подумай, из какой переделки ты вышла победительницей! Знаешь, я прекрасно помню твое лицо, когда мы приезжали продавать дом. Ты любила Мэтью и до сих пор любишь!
— Может быть, — словно нехотя согласилась с ней Кэрол. — И именно поэтому я не хочу снова пережить то, что я испытала тогда. Когда я уезжала из Парижа, мне казалось, что мое сердце вот-вот разорвется и я умру. Несколько лет я каждую ночь плакала, все ждала и надеялась… Я хорошо помню, как мне было плохо, какой пустой и бессмысленной казалась жизнь. Если это повторится, я просто не выдержу…
— Почему ты думаешь, что это повторится?
— Я же сказала — я боюсь, что с Мэтью может что-нибудь случиться, а вдруг он снова меня бросит?
— А что, если он тебя не бросит и будет и дальше вполне здоров? Что, если ка этот раз вас ждет счастье — не украденное, не взятое взаймы, а самое настоящее, ваше? Сейчас вы оба свободны, и ничто не помешает вам построить свою жизнь. Неужели ты готова отказаться от подобной возможности ради сомнительных преимуществ одинокой старости?
— Да, готова. — В голосе Кэрол не было ни тени сомнения.
— Ты любишь его?
— Да, люблю. Как ни удивительно, но это так. — Она покачала головой. — Несмотря на то, как он со мной поступил, после всех этих лет я все еще его люблю. Мэтью удивительный человек — умный, чуткий, гордый, но выходить за него замуж я все равно не собираюсь. Ни за него, ни за кого другого. Я хочу быть свободной и делать то, что хочу. Я понимаю, что это эгоизм чистой воды, но, быть может, я всегда была эгоисткой. Не исключено, что именно поэтому на меня обижалась Хлоя, а Джейсон решил искать счастья с другой женщиной. Я была так занята собой и своей работой, что, наверное, упустила что-то очень важное. Не уверена, что все было именно так, но кто знает?.. Я растила детей, любила Джейсона и Шона. Когда Шон заболел, я не отходила от него до самого конца, хотя видит бог, у меня хватало дел и забот. Но теперь я намерена поступать так, как хочется мне, не беспокоясь о том, что я могу кого-то обидеть, задеть или подвести. Если я решу куда-то поехать, я просто сяду в самолет и не буду думать о том, что я кому-то нужна и кто-то без меня не может обойтись. И если я вдруг не позвоню домой и не сообщу, как я добралась, никто не обидится и не скажет, что я не должна мотаться по всему миру, а должна делать то-то и то-то. А еще я хочу написать наконец свою книгу, а для этого мне нужно, чтобы никто не указывал мне, где я должна быть и чем заниматься. Восемнадцать лет назад я готова была умереть ради Мэтью. Если бы он попросил, я бы отказалась от всего, даже от своей работы в кино. И даже от Джейсона, если на то пошло. Я хотела быть его женой, хотела иметь от него детей, но это было давно. Теперь я не готова бросить то, что мне дорого. У меня есть дом, который мне нравится, друзья, которых я люблю, есть дети, с которыми я могу видеться когда пожелаю. Торчать в Париже и мечтать о других местах, жить с человеком, который однажды причинил мне боль?.. Нет, это не для меня. Я бы и раньше трижды подумала, прежде чем согласиться на подобное, а теперь и подавно:
— Мне казалось, Париж тебе нравится, — растерянно проговорила Стиви, потрясенная этой идущей от сердца исповедью. Кэрол почти удалось убедить ее, что будущее счастье призрачно и что теперь уже поздно что-то менять.
— Мне нравится Париж. Я могу даже сказать, что люблю этот город, но я не француженка, и мне не хочется, чтобы окружающие постоянно твердили мне, что Америка — отвратительна, что американцы — глупы и самодовольны и что я ничего не понимаю, потому что приехала из другой страны. Даже Мэтью, когда у нас с ним возникали какие-то недоразумения, часто списывал их на «культурные различия» — на мое нежелание понять и принять обычаи и традиции чужой страны. Но что поделать, если многие французские традиции кажутся мне неприемлемыми? Можешь считать мои взгляды устаревшими или пуританскими, но я просто не могла спать с чужим мужем. Мне нужен был мой собственный муж, и я считала, что хоть это Мэтью должен для меня сделать. Но он предпочел остаться с Арлетт… — Кэрол несколько упростила ситуацию, не упомянув о высоком положении, которое Мэтью занимал в правительстве, поскольку как раз это она могла понять. Гораздо болезненнее ранили Кэрол его настойчивые уверения, будто нет ничего страшного в том, чтобы быть женатым и иметь любовницу или любовниц.
— Но ведь теперь он свободен и тебе не нужно переживать из-за его жены. И я все равно не понимаю, что тебя останавливает, если ты правда его любишь!
— Мой собственный страх, — честно ответила Кэрол. — Я боюсь снова стать уязвимой, несчастной, боюсь неопределенности, боюсь перемен.
— Понимаю. — Стиви вздохнула. — И все равно это очень грустно.
— Грустно было пятнадцать лет назад, — возразила Кэрол. — Ты даже не можешь себе представить, как грустно мне было расставаться с ним. Мы оба были просто раздавлены, уничтожены. В аэропорту мы оба плакали, но обстоятельства были таковы, что я все равно не могла остаться. Да и сейчас изменилось немногое. Арлетт умерла, но у Мэтью остались его дети, внуки, его работа, его родина. Он просто не сможет жить в какой-то другой стране, а я не хочу жить во Франции, во всяком случае — постоянно.
— Разве нельзя найти какой-нибудь компромисс, который устроил бы вас обоих? — спросила Стиви, но Кэрол с сомнением покачала головой:
— Чем искать компромисс, лучше вообще не затевать ничего такого. Тогда никто не будет чувствовать себя обиженным и думать, будто получил меньше, чем заслуживал. Никаких разочарований, никаких оскорблений или неуважения… И вообще я считаю, что мы оба не в том возрасте, чтобы вступать в новый брак.
Она решила это твердо, и переубедить ее было практически невозможно. Стиви очень хорошо знала, какой упрямой бывает ее подруга. Если Кэрол упрется, ее уже с места не сдвинешь.
— Итак, ты решила прожить остаток жизни одна, — сказала Стиви. — Будешь предаваться воспоминаниям и время от времени видеться с детьми, так? Ну а когда у Энтони и Хлои появятся свои семьи, свои дети, что ты станешь делать? Боюсь, тогда у них будет гораздо меньше времени, чтобы навещать тебя в Лос-Анджелесе. И что тебе останется? Изредка сниматься? Писать свою книгу? Выступать с речами по поводу той или иной общественной проблемы, которая, по большому счету, не так уж сильно будет тебя волновать? Ты меня прости, но это не жизнь, и ты совершаешь огромную глупость, если собираешься так жить.