При открытии Петергофа царь, выйдя на балкон Верхних палат, сказал французскому послу:

— В Версале нет такого вида, как здесь, где с одной стороны открывается море с Кронштадтом, с другой виден Петербург.

Вода — любимая стихия Петра, ей он устроил здесь пиршество. Двадцать лет понадобилось ему, чтобы заполучить Балтику. Петергоф — это его ликование, он наслаждается изобилием воды, играет с нею, показывает чудеса водоводства, угощает всех ее превращениями. Изгибает нежными округлостями, вздымает под небеса, рассыпает мельчайшими струйками, заплетает косы… Он изобретателен, как влюбленный. Петергоф — его признание в любви. И вода рек и ручьев благодарно резвится, почуяв волю, ее долгий трудный путь к морю завершается. Вместо триумфальных арок, монументов полководцам Петр сооружает Праздник выхода к мировым просторам, на свободу общения, освобождения от замурованного существования.

Глава тринадцатая ЕГО ЯЗЫК

На этот раз Молочков пришел с тетрадкой. Он хотел нам рассказать про язык Петра. Перебирал листки, густо исписанные чернилами.

Даже в казенных бумагах, в воинских приказах Петр нарушил все принятые каноны.

Из большого, еще не полностью опубликованного архива Петра у Молочкова набрался целый сборник примечательных выражений из писем, анекдотов, воспоминаний, иногда они звучали как подслушанное.

«Забывать службу ради женщины непростительно. Быть пленником любовницы хуже, нежели быть пленником на войне; у неприятеля скорее может быть свобода, а у женщины оковы долговременны».

В письме Екатерине в 1712 году Петр жалуется на трудность совмещать руководство войной и гражданским делом: «Мы, слава Богу, здоровы, только зело тяжело жить, ибо я левшою не умею владеть, а в одной руке принужден держать шпагу и перо, а помочников сколько, сама знаешь».

Осмотрев купленные в Англии Н. Сенявиным три корабля, Петр нашел много дефектов и, сравнивая их с русскими, сказал со вздохом:

— Как приемыши против родных детей.

Он пишет по поводу Польши, где умы кипели в постоянном брожении: «Дела идут там, как молодая брага».

В бумаге о создании должности генерал-прокурора в Сенате: «Хочет воспрепятствовать, чтобы законами играли, как картами, подбирая их по мастям».

С Азовского похода он пишет о турках в частном письме: «Подошли мы к гнезду близко и шершеню раздразнили, которые за досаду свою крепко кусаются».

Сестра Наталия убеждала его быть осторожнее. Петр отвечал: «По письму твоему я к ядрам и пулькам близко не хожу, а они ко мне ходят, прикажи им, чтоб не ходили».

«О Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния нашего».

«Надо больше своим умом жить, не все же, подобно молодой птице, в рот смотреть».

По поводу победы над шведами при Лесной Петр сказал: «Младенец счастия родился».

«Будет ли Россия Азией или Европой, она все-таки будет Россией».

При въезде в Дербент в 1723 году он сказал:

— Александр этот город основал, Петр его взял.

Он велел повторить эту мысль надписью на триумфальной арке: Struxert fortis, sed fortior hans cepit urbem (Храбрый построил, храбрейший взял этот город).

«Не добро есть брать серебро, а дела делать свинцовые».

«Ведь наши старики по невежеству думают, что без бороды не войдут в царство небесное, хотя у Бога оно отверзно для всех честных людей».

«Фортуна сквозь нас бежит… блажен, кто имает за власы ее».

Будучи больным, Петр отправился на строительство Ладожского канала. От этой поездки болезнь усилилась. Доктор упрекал его. На это Петр сказал: «Болезнь, конечно, упряма, природа знает свое дело, но и нам надлежит пекчись о пользе государства, пока силы есть».

Известны его слова незадолго до смерти, когда он мучился от нестерпимых болей: «Из меня познайте, какое бедное животное есть человек».

«Мы ничего собственного не имеем, кроме чести. Отступить от нее — перестать быть царем».

«Солдат есть имя общее, знаменитое: солдатом называется первейший генерал и последний рядовой».

В Версале, глядя на бюст Ришелье, Петр сказал: «Если бы кардинал Ришелье был жив, я бы отдал ему полцарства за то, чтобы он научил меня управлять другою».

Петр не упускал случая произнести выигрышную фразу. Однако здесь он натолкнулся на французское остроумие, которое немедленно продолжило петровское изречение: «…с тем, чтобы, выучившись, отнять у него другую половину».

В Англии король, зная любовь Петра к морскому делу, устроил в честь русского царя примерное морское сражение. Стройность, согласованность, быстрота маневров английских кораблей так восхитила Петра, что он воскликнул: «Если б я не был русским царем, то желал бы быть английским адмиралом».

Детское счастливое умение удивляться, восхищаться чудесами и людскими талантами долго сохранялось в его взрослости.

В 1718 году при спуске корабля «Лесное» Петр произнес речь о России. Приведу всего лишь отрывок из нее: «…Кому из нас хотя бы во сне лет тридцать назад снилось, что мы с вами здесь, у Балтийского моря, будем плотничать в этом крае, завоеванном нашими трудами и мужеством. Воздвигнем город, в котором вы живете. Доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных солдат и матросов русской крови. Сынов, побывавших в чужих краях и возвратившихся смышлеными. Увидим у нас множество иноземных художников и ремесленников. Доживем до того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государства!»

Видя, как со всех сторон его сотрудники воруют, он восклицает: «Подкапываются под фортеции правды».

В 1716 году, узнав, что Август не согласен на русские претензии насчет Данцига, Петр пишет Шереметеву не отступаться никак от требований. В случае несогласия Петр обещал вылечить город через пургацию, для чего уже и привезены пилюли.

«Ложно беснующимся — выгонять беса кнутом. Хвост кнута длиннее хвоста чертовского».

«Иную свинью приходится рылом в корыто тыкать, бо не понимает своего интересу».

По поводу взятия Нотебурга он пишет: «Правда, хотя и зело жесток сей орех был, однако, слава Богу, разгрызли, но не без тягости, ибо многие наши медные зубы оттого испортились».

По поводу соглашения с Данией: «Наш союз походит на пару жеребцов, запряженных в повозку».

Одному бахвалыцику он заметил: «Медведь тоже похвалялся, что перегонит кобылу».

«Несчастия бояться — счастья не видать».

Пишет одному из бояр о постройке галер: «А мы, по приказу Божию и прадеда нашего Адама, в поте лица едим хлеб свой».