– Справишься с тачкой? – спросил Сидоркин.
– Ага.
– Тогда заводи и смывайся. Гони во весь дух.
– Как тебя найти? Кто ты?
– Зачем тебе?
– Пока не скажешь, не поеду. Гена Клен привык платить по счетам.
Чтобы не тянуть резину, Сидоркин сунул ему в карман визитку с домашним телефоном…
Самым удивительным в этой истории было то, что Гена Клен оказался единственным сыном Яши Стародуба. Занимался он, как все порядочные люди, торговым бизнесом, а в Малаховку его занесло по амурному делу…
В часовой мастерской две комнатки: одна, где мастер принимает заказы и работает – стол с приборами и сверху оконце с деревянной конторкой, через которое он, подняв руку и не глядя на клиента, принимает часы, – и вторая, отделенная полотняным пологом, где есть диван, телевизор, холодильник, еще кое-какая мебель – это помещение для отдыха и приема гостей. Ничего противозаконного здесь не обнаружит самый дотошный сыскарь – ни оружия, ни наркотиков, ни пачек долларов. Яша Стародуб послушный налогоплательщик, рядовой представитель малого бизнеса, все документы и лицензии У него в порядке, и если за двадцать лет его не сумели ни на чем подловить, то теперь, скорее всего, уже не подловят никогда. За годы знакомства Сидоркин посетил подпольного зубра всего четыре раза, сегодня пятый, и все предыдущие визиты были успешными и плодотворными. Внешне Яша не менялся с годами, такой же костистый, маленький, поминутно хрипло откашливающийся, разве что залысины на крупном черепе слегла забронзовели да крылышки римского носа покрылись алыми прожилками. Как обычно, Сидоркин прежде всего поинтересовался, как дела у Яшиного сына, по слухам выбившегося в бизнесмены первого эшелона и ставшего чуть ли не зятем Баси Фридмана. Яша сильно закашлялся и недовольно покачал головой:
– Разве не знаешь, в Америке он, давно в Америке. Домой глаз не кажет. Продался проклятым янки. Будь я Тарасом Бульбой, давно бы смотался туда и собственноручно пристрелил сучонка.
– Надо же, – удивился Сидоркин. – Раньше вроде был таким патриотом.
– Пока не женился на Фридманихе. Они его быстро перековали. Теперь они сами все крутые патриоты, а он сума переметная. Вчера звонил, я ему говорю, ты же, говорю, Гена, теперь враг мой, америкашка безмозглая. Хохочет, засранец. Нет, говорит, папа, пока не враг. У меня, говорит, только вид на жительство, а полного гражданства пока нету.
Стародуб, рассказывая, расставил на столике угощение, тоже обычное: коньяк, вазочка с черной икрой, лимончик порезанный.
– Со встречей, Антон. И говори, не тяни, какая нужда привела?
– Пустяк, – сказал Сидоркин, поднимая рюмку. – Человечка одного никак не могу разыскать. Твое здоровье, Яков Николаевич.
– Что за человечек?
– Человечек известный. Магомай, Дуремар, Тихая смерть. Пришелец одним словом.
– А-а… И зачем он тебе?
Лучший способ контакта с Холерой – быть с ним откровенным. Если спрашивает, отвечай правду. Можешь не отвечать вовсе, он поймет. Но юлить, вешать лапшу на уши не надо. Яша плохо о тебе подумает – и замкнется. К самому близкому человеку (если допустить, что они у него есть) может внезапно утратить всякий интерес, и тогда помощи не жди. Этой чертой, как и некоторыми другими, законник напоминал Сидоркину генерала Самуилова, который вообще воспринимал неискренность в людях как личное оскорбление. Не во всех, разумеется. В тех, кого уважал.
– Не он мне зачем, а я ему, – ответил Сидоркин, улыбаясь. – Замочить меня хочет.
– Чего так? – в кристально чистых глазах вора вспыхнуло любопытство, молодившее его лет на тридцать. – Ментов вроде не принято заказывать.
– Не по заказу, – с гордостью ответил Сидоркин. – По зову души. Обидел я его крепко, прострелил насквозь. Честно говоря, думал, подохнет. А он в тюремном лазарете за неделю оклемался. Может, правда, у него батяня неземной, уж больно живуч. Как полагаешь, Яков Николаевич?
– Ничего особенного, – Яша задымил любимой «Примой», которую ни на что не променял со времен бесшабашной молодости, проведенной в зоне. – Сейчас в наших кругах в любого второго ткни, окажется либо мутант, либо инопланетянин. По телику языками чешут, все сплошь нелюди. Но с Магомаем случай особый. Действительно личность непредсказуемая.
– Пересекался с ним?
– Напрямки – нет, косвенно много раз… как же он так быстро из централа соскочил? Под залог, что ли?
– Какой там залог. Сунул кому-то в лапу – и вышел.
– Ну да, конечно, – Яша закивал с пониманием. – Чудное все же время приспело. Какому-нибудь шибздику, который у соседа куренка спер, отвалят десятерик, и торчит от звонка до звонка. А вот коли ты лимон оприходовал, над тобой никакой суд не властен. А уж если больше прихватил, допустим, золотой прииск либо автозавод положил в карман, то вовсе герой. Тут мелькнуло в прессе, Черная Морда, медвежатник этот, больше миллиарда хапнул, так его сразу послом отправили на Украину. Нет, Антоша, мне не все нравится при капитализме. Шушера наверх всплыла, настоящий, честный вор повывелся. Если где объявится, так его за недоумка держат…
Яша загрустил, глаза потухли – и Сидоркин поспешил долить по рюмкам коньяку. Холера выпил, поперхнулся – и свирепо закашлялся, до синих искр из глаз. Отдышавшись, спросил:
– Почему ко мне пришел, Антон? Почему контора не поможет? Неужто так ослабела?
– Не то чтобы ослабела, но хватка уже не та. Да и неэтично мне туда обращаться. Я ведь с сегодняшнего дня безработный.
– Как так?
– Начальству не потрафил. Вышвырнули на улицу без выходного пособия. А ты как думал. Не у вас одних порядки строгие.
– И что теперь будешь делать?
– Не знаю. Может, бизнесом займусь, как все. Кумпол пока варит, не пропаду. Сперва надо от Маго отмазаться. В затылок дышит, Яков Николаевич.
– Откуда сведения? Магомай задаром кровь не льет. Токо за бабки.
– Говорю же, особый случай. Самолюбие задето. Яша задумался, складки на высоком лбу сложились в гармошку. Сидоркин не торопил, чокнулся с его рюмкой, пропустил глоточек. Коньяк отменный, французский. Хорошо у старого вора в берлоге, тихо и безопасно. Намного безопасней, чем в коридорах конторы. Яша заговорил неторопливо:
– Маго, конечно, фигура интересная. Всегда особняком стоял, ни к кому не примыкал, ни к законным, ни к новым ворам, ни к бизнесменам вонючим. Такое положение неустойчивое, давно должен сгореть. А он из любых передряг сухим и целеньким входит. Зато страху на многих нагнал, и на тех, и на других. Мало найдется смельчаков, даже из самых отчаянных, кто язычок не прикусит, когда о нем речь зайдет. Я и раньше об этом думал. Какая тут загадка? В чем секрет? В нашем деле в одиночку не потянешь, когда приходится круто, ребята стенкой встают, поддерживают друг дружку. И это понятно, иначе нельзя. Мы одни против всего паскудного, обывательского мира. Как перец во щах. Тебе, Антон, может, неприятно это слушать, но это так. От нас злодейства много, зато воля вольная с нами. Народ нас сторонится, но в глубине души уважает, поверь. К чему веду, Антон. Хочу дать совет, уж сам решай – принять или нет. Отступись от Тихой смерти, не связывайся с ним. Похоже, в самом деле, его судьба не в человеческой власти. Не удивлюсь, коли с ним сам черт под ручку ходит. Отступись, Антон, забудь про него. Я твой вечный должник, и люблю тебя. Разыскать Магомая несложно, но лучше отступись. Ежели он погибели твоей ищет, поезжай в Европу, проветрись чуток. Денег надо, дам денег. Сам сказал, безработный. Что тебя держит в Москве?