Молодой человек провел Чарли в небольшую скромную приемную и предложил чашку кофе. Чарли отказался.
В открытую дверь приемной Чарли наблюдал за людьми. Мимо двери проходили женщины, ребятня, подростки в форменных футболках, по которым можно было определить волонтеров. Во дворе ребята играли в баскетбол. Чарли увидел на стене объявление с приглашением женщин района на занятия по профилактике жестокого обращения с детьми в семье. Чарли не был уверен, что центр играет такую уж важную роль в жизни района, но по крайней мере обещанное здесь исполняли. Он следил, как мальчишки кидают мяч в кольцо, когда перед ним возникла высокая молодая блондинка. Она была в джинсах, кроссовках и такой же форменной футболке. Чарли встал и пожал ей руку, она оказалась почти одного с ним роста. Стройная, высокая, эффектная. Ей бы быть фотомоделью, а не социальным работником. Она с улыбкой поздоровалась, но держалась при этом официально и даже строго. Финансирование центру было нужно как воздух, но не в характере Кэрол было пресмыкаться или лебезить, даже если бы от этого был толк. Она так и не научилась заискивать, к тому же ей было не вполне ясно, чего от нее ждет посетитель. Она пригласила Чарли в кабинет, при этом вид у нее был довольно неприступный, словно она заранее приготовилась к обороне.
На стенах висели плакаты, графики, приказы, объявления, официальные распоряжения органов власти, имеющие отношение к работе центра. Номера горячих линий для лиц с суицидальными наклонностями, надзорных органов за потреблением спиртного и наркотиков, плакат, обучающий технике искусственного дыхания. Книжный шкаф был забит всевозможными справочниками, книги лежали и на полу. Стол Кэрол был завален бумагами, лоток с входящей корреспонденцией переполнился. И еще на столе было много фотографий детей, вероятно когда-либо прошедших через центр. Это был кабинет очень занятого человека. Чарли знал, что занятия во всех группах, в том числе и для жителей района, Кэрол ведет сама. Единственный курс, который она доверила своей помощнице, был для матерей. Его вела одна женщина из района, сама в прошлом жертва насилия, которая прошла соответствующее обучение и теперь учила выживать других. Кэрол Паркер все делала сама, разве что полы не мыла и не готовила еду. Впрочем, в ее резюме говорилось, что в случае необходимости она и это готова делать собственноручно. Такое уже случалось. Она была из тех женщин, о которых интересно читать, но страшновато общаться лично. Правда, в последнем Чарли еще не имел возможности убедиться, но внешности она, бесспорно, была незаурядной. Когда же Кэрол села за стол и улыбнулась, он прочел в ее взгляде явное дружелюбие. А глаза, пронзительно-синие, смотрели обезоруживающе открыто.
– Итак, мистер Харрингтон, вы решили нас проинспектировать, – констатировала Кэрол Паркер.
Впрочем, она понимала, что миллион долларов – деньги нешуточные, и он имеет на это право. Точнее говоря, фонд выделил им девятьсот семьдесят пять тысяч – ровно столько, сколько Кэрол попросила. У нее не хватило духу замахиваться на целый миллион, и она попросила дать столько, сколько сумела собрать сама за три предыдущих года. Официальное извещение о том, что фонд выделил им деньги в полном объеме, ее просто ошеломило. Она одновременно подавала заявки в десяток разных фондов и везде получила отказ. Чаще всего отказ мотивировали тем, что надо еще годик посмотреть, как у центра пойдут дела, а уж потом решать насчет финансирования. Так что Кэрол была ему очень благодарна, но все равно, как всегда, когда к ним наведывались спонсоры, чувствовала себя дрессированной обезьянкой. Ее призвание – спасать чужие жизни и лечить исковерканные души, все остальное ей неинтересно. Сбор денег она расценивала как неприятную необходимость. Кэрол терпеть не могла кого-то обхаживать в расчете, что дадут денег, и делала это только ради тех, кто приходил к ней за помощью. Ей претило уговаривать людей, купающихся в деньгах, выделить хоть какие-то крохи обездоленным детям. Что эти люди могут знать о пятилетней малышке, которой плеснули в лицо раствором кислоты и теперь она на всю жизнь останется слепой? Или о мальчике, которому мамаша прижгла щеку раскаленным утюгом? Или о двенадцатилетней девушке, которую с малых лет насиловал отец и у которой вся грудь в ожогах от сигарет? Как убедить этих людей в том, что эти дети нуждаются в их помощи? Чарли еще не знал, что она собирается ему сказать, но видел, каким волнением пылают ее глаза. Еще он заметил легкое неодобрение в ее взгляде, брошенном на безупречный костюм, дорогой галстук и золотые часы. Кэрол точно знала, что потраченным на них деньгам нашла бы более полезное применение. Он мгновенно прочел ее мысли и почувствовал себя идиотом, расфранченным павлином. И как он не подумал об этом заранее?!
– Прошу прощения, что не оделся более подобающим образом. Я к вам прямо с серьезной деловой встречи. – Это была неправда, но не мог же он отправиться в ресторан в джинсах и кроссовках. Чарли снял пиджак, расстегнул манжеты, завернул рукава, затем стянул галстук и засунул в карман. Это мало что меняло, но он сделал все, что мог, и Кэрол улыбнулась.
– Простите, – извинилась она. – Пиар – не мой конек. Я люблю свое дело. А вот расстилать перед высокопоставленными гостями красную ковровую дорожку терпеть не могу. Во-первых, у нас ее нет, а если бы и была, мне все равно было бы недосуг этим заниматься.
У нее были длинные волосы, она носила их заплетенными в толстую косу. Что-то в ней было от женщин викингов. Она сидела за столом, вытянув перед собой длинные ноги, и никак не была похожа на социального работника. Тут Чарли вспомнил, что она училась в Принстоне, и, дабы растопить лед, заметил, что они вышли из одной альма-матер.
– В Колумбийском мне больше понравилось, – честно призналась Кэрол. Тот факт, что они учились в одном университете, не произвел на нее никакого впечатления. – Там все было по-честному. По-моему, Принстон слишком носится со своим престижем. Только и разговору, что об истории заведения. Там больше изучают прошлое, нежели думают о будущем.
– Интересное наблюдение, мне оно в голову не приходило, – заметил Чарли, отдавая должное меткости ее суждения. Несомненно, Кэрол Паркер была женщиной прямой и даже строгой, но одновременно было в ней нечто совсем иное. – Вы были в студенческом братстве? – спросил он, не теряя надежды установить контакт или хотя бы найти точки соприкосновения.
– Да, – вдруг смутилась она. – Я была в «Коттедже». – Она помолчала, потом понимающе улыбнулась. Она знала этот тип людей. Таких аристократов в Принстоне пруд пруди. – А вы – в «Плюще». – В «Плющ» женщин не брали, даже в бытность Кэрол. Она терпеть не могла этих парней-снобов. Теперь это казалось ребячеством и глупостью.
Чарли кивнул, она улыбнулась.
– Не стану спрашивать, как вы догадались. – Ясно было, что ей знаком его тип людей, но больше она о нем ничего не знает. – Могу я рассчитывать на ваше прощение?
– Можете, – рассмеялась Кэрол и в одно мгновение помолодела. На ее лице не было никакой косметики, слишком много забот, чтобы еще думать о такой безделице. – Взнос вашего фонда – залог того, что я вам прощу что угодно, если только вы не станете издеваться над своими детьми.