— Хм. А вы знаете, я с вами соглашусь. Погодите, погодите, так этот танец то же из новой волны?
— Именно.
— И кто же сей русский, кто переложил и танец и музыку.
— Иоган Гольц.
— Немец?
— Немец, уже тридцать лет состоящий на службе российского престола и на всех углах утверждающий, что он больший русский, чем к примеру даже мы, князья Тумановы.
— И насколько он прав?
— Ну, его порой заносит и изрядно, но Россию и наш народ он и впрямь полюбил всем сердцем. Вслушайтесь в музыку. Посмотрите на отточенность и плавность движений танца. Он называется «Тихая заводь». А есть еще «Говорливый ручей» .
— Это как‑то похоже на игру ручеек?
— Это то же есть, — прикусив губу, задумчиво произнесла девушка. И вдруг сменила тему, — Алексей Михайлов. Хм. Вряд ли он опасается вас. Алексей Михайлов. Нет, имя вашего батюшки у меня не вызывает никаких ассоциаций.
— Вы сейчас о чем, Анна Александровна? — Слегка склонив голову, поинтересовался Петр.
— Видите вон того дворянина, что столь старательно делает вид, будто не замечает нас и все время крутится подле?
Вообще‑то Петр ничего такого не замечал. Даже когда девушка попыталась его описать, то не сразу понял о ком идет речь. Сразу несколько молодых людей, указанного возраста около двадцати семи лет, старательно изображали свое безразличие. Тот же на кого она все же указала, более предметно описав платье и парик, не вписывался в описанный образ. Он‑то как раз и не играл, а действительно не придавал значения их парочке. Впрочем, прикинув, что княжна Туманова пожалуй единственная, кто не знал о подлинном имени ее собеседника, Петр согласился, что тут парень явно переиграл.
— И чем же примечателен сей дворянин? — Поинтересовался Петр.
— Это мой старший брат, Князь Туманов Иван Александрович. Собственно именно по его вине, я и пригласила вас, воспользовавшись тем, что его отвлекли. Я подумала, что коли уж так случится, то он не станет поднимать скандала и мне удастся потанцевать, — вздохнула девушка. Ну, а что ей еще оставалось делать. Скорее всего, повторной оплошности брат не допустит, а тут такое разочарование. — Я впервые оказалась на ассамблее, до этого мне доводилось танцевать только с учителем танцев.
— Простите. Похоже я был вашей последней надеждой, но не смог оправдать оказанного доверия.
— А может, вы завзятый дуэлянт? — Пребывая в плену собственных раздумий, в очередной раз невпопад произнесла девушка.
— Кто? Я–а? Нет, я конечно не из трусливого десятка. Но дуэлянт? — Петр даже покачал головой, подчеркивая насколько абсурдная мысль пришла в голову его собеседнице.
— Ну да. И возраст для подобной личности не очень, — смерив парня взглядом, вынуждена была признать девушка. — Но отчего‑то же он вас опасается?
— Да с чего вы это взяли?
— С того, что он весь вечер отгоняет от меня всех ухажеров, прекрасно зная цену всем и каждому. И надо заметить, при этом не больно‑то считается ни с положением, ни с званием.
— Значит он…
— Нет, нет. Он любит меня всем сердцем и готов жизнь за меня отдать. С тех пор как умерли батюшка и матушка, он мне за родителей. А потому хочет подобрать достойную партию. Но ведь я ни о чем подобном не думаю, а хочу просто потанцевать.
— Возможно, он опасается за ваше благоразумие. Коли уж вы все время проводите в имении, то местные ветрогоны могут вскружить вам голову.
— Кто? Эти что ли? — Девушка даже прыснула, словно Петр сказал неслыханную глупость. — Да мне не способны задурить голову даже заматеревшие купцы, а наше имение я и вовсе держу в ежовых рукавицах.
— И от кого же он тогда хочет защищать такую валькирию?
— А вы это у него спросите.
— Хорошо. Позвольте вас оставить.
Сказав это, и отвесив учтивый поклон, Петр направился прямиком к брату девушки и легким кивком, попросил отойти. И брат ПОВИНОВАЛСЯ. Девушка в очередной раз попыталась понять, с кем же она все же разговаривала. Но при всем при том, что была далеко не глупой особой, рассмотреть истину так и не сумела. Поистине порой люди бывают слепы и глухи, не способные рассмотреть и услышать очевидное.
Вскоре брат вернулся, извинился за едва не испорченный праздник и повел танцевать. Боже, как замечательно предаться танцу в кругу молодых людей у которых энергия бьет через край. Пусть даже твоим партнером выступает твой старший брат. А потом и вовсе случилось невозможное. Иван благосклонно отнесся к тому, что ее пригласил какой‑то расфуфыренный француз. Все так закрутилось, расцветилось в такие краски, что она и думать позабыла о странном молодом человеке…
Между тем, Петром вновь завладел хозяин дома. Император было покосился на графа, уж не на чарку ли из рук императора тот нарывается. Но как оказалось, старого пройдоху на мякине не подловишь. Он и не думал оказывать особые знаки внимания коронованной особе. Однако, никакие правила ассамблеи не могут помешать прихвастнуть какими‑нибудь личными достижениями, новинками или вести деловую беседу. Более того, во многом как раз для более широкого и свободного общения и вводились ассамблеи.
— Петр Алексеевич, мне известно, что хотя ты и отдалился от охотничьей забавы, но все же остался любителем бивачной жизни и простой, незамысловатой пищи, — когда они оказались в комнате с накрытыми столами, заговорил Механошин.
— Ты это к чему Петр Семенович?
В ответ на это хозяин только сделал успокаивающий жест, мол все помню и нарываться не собираюсь. А потом подал знак слуге. Вскоре в комнату вошел другой слуга, неся в руках серебряный поднос на котором лежали эдакие шпажки, с нанизанными на них картофелинами. Вот только запах от них исходил вовсе не картофельный.
— Во время персидского похода, с покойным Петром Великим, я познакомился с интересным блюдом кавказских народов, — начал объяснять Механошин. — Они маринуют мясо и готовят его над древесными угольями. Но сырое мясо плохо хранится в походе. А вот картофель, и засоленное сало, дело иное. Если на шпажку или тот же прутик, нанизать картофель, перелаживая его кусками сала, то получается, что последнее пропитывает картофель. И просто, и вкусно, и сытно, даже без хлеба. Кстати, если сало достаточно соленое, то и картофель солить не приходится.
— Может хватит объяснений, Петр Семенович? Пора и угостить, — не без хитринки произнес император.
— А кто тебе мешает, Петр Алексеевич? Ешь на здоровье, — с лукавой улыбкой, мол не подловишь, ответил Механошин.
Петр вновь ответил жизнерадостной улыбкой, погрозил шутя пальцем, словно хотел сказать, что он его еще подловит. Что‑то он сегодня слишком в хорошем настроении и много веселится. Может сказывается напряжение последних дней? Очень даже может быть.
Картофель и впрямь получился на славу, пропитавшись топленым салом. Да и само сало после готовки на жару угольев, вышло на славу. Вроде и не жареное все, а хорошо пропеченное и вместе с тем с дымком. Тут уж не до игры и не до хитростей, Петр буквально наслаждался новым блюдом.