– И, пожалуйста, если тебе хочется. Я тебе говорил: я пойму правильно. Всегда пойму. – Она взглянула на него, полная смущения, а он прижал ее опять к себе. – Полный порядок, дорогая. Все отлично.
– Почему ты так добр ко мне? – Спрашивая так, она уткнулась лицом в его обнаженное плечо.
– Потому что люблю тебя. И объяснил это еще вчера. – Он улыбнулся и поцеловал ее в затылок.
– Но ты едва знаешь меня.
– Вот уж нет. Знаю тебя до пальчиков на ножках!
Она покраснела, поняв, что сказано это в другом смысле, более возвышенном. И она, странное дело, после столь краткого знакомства верит его словам. Да, он знает ее лучше, чем кто-либо когда-нибудь. Даже муж.
– А ты очень рассердишься, если я уеду сегодня? – Она произнесла это с сожалением, с долгим вздохом.
– Нет, очень огорчусь. Но не рассержусь. Раз тебе так надо, будь по-твоему.
– Ну, а ты что станешь делать? Пойдешь в гости к матери или сестре?
– Да нет, мать в Бостоне, Кэ в Вашингтоне, у племянницы свои планы на все эти дни. Поеду домой. Может, одним рейсом с тобой. Если достанем билеты. Это тебя устраивает? – Она кивнула. – Хорошо. – Он не спеша встал. – Тогда звони в авиакомпанию. Я пошел бриться.
Он вновь заскочил в ванную, закрыв за собой дверь, она же сидела с таким чувством, словно отказалась только что от того единственного на свете, чего ей желалось. Провести время с Алексом. Вместе. Не иначе как вдвоем. Наедине. Долго оставалась она так, прежде чем подойти и тихо постучать в закрытую дверь.
– Да?
– Можно войти? – Он открыл дверь, и его улыбка вновь убедила Рафаэллу, что он ее любит.
– Конечно, можно, деточка. И спрашивать не нужно. Позвонила в авиакомпанию?
Она покаянно закачала головой:
– Не хочу.
– Почему же? – Сердце его забилось в ожидании.
– Потому что не хочу уезжать.
Словно девочка стояла она перед ним, длинные ее волосы ниспадали с плеч, еще в беспорядке с минувшей ночи.
– Хочу остаться здесь с тобой.
– Да, правда?
Он не мог сдержать улыбки, отложил бритву, сгреб Рафаэллу одной рукой, а другой потянулся за полотенцем, чтобы стереть мыло с лица.
– Ну, для меня ничего лучше быть не может… – Он после долгого и крепкого поцелуя опять отнес ее в постель. И прошло полчаса, прежде чем они насытились друг другом и объявился официант.
Когда тот ушел, они сели вдвоем завтракать, она в розовом атласном халате, а он в полотенце, оба счастливые, оживленные, строя планы на этот день. Будто всегда они были вместе, так дружно поделили яичницу.
– А теперь я хочу подняться на Эмпайр-Стейт-билдинг, хочу горячих каштанов и на коньках покататься…
Он рассмеялся:
– Точно как моя племянница. Она тоже обожает коньки.
– Так пойдем вместе. Но прежде я хочу на Эмпайр-Стейт-билдинг.
– Рафаэлла? – простонал он, как раз допив кофе. – Ты это серьезно?
– Вот именно. Мне никогда раньше не удавалось.
– Ой, малышка. – Он наклонился через столик, чтобы поцеловать ее. – В жизни не видел такой красавицы.
– Значит, слепец и безумец, а я тебя люблю. – И подумала, что сама не менее безумная. Чистое же сумасшествие. А всего безумнее то, что кажется ей, будто знакомы они целую вечность.
Вместе разработали они сценарий, по которому Рафаэлла смогла затребовать вещи Алекса у швейцара, а когда носильщик принес их, Алекс смог одеться, пока Рафаэлла принимала ванну. Они стояли рядом у большущего шифоньера, прихорашиваясь и болтая, и это очень походило на медовый месяц, как она заметила ему, когда они вышли в город.
Он добросовестно сводил ее на самый верх Эмпайр-Стейт-билдинга, на ленч в «Плазу», после чего они катились в экипаже по парку. Два часа осматривали сокровища музея Метрополитен, забрели в Парк-Берне, где был в полном разгаре аукцион французского антиквариата. А потом, радостные, полные впечатлений, в немалой степени усталые, пришли пешком в «Карлейль» и поднялись на лифте в ее номер. Зевая, она сняла пальто и повесила в шкаф, Алекс же сразу растянулся на кровати, скинув куртку и обувь и простирая руки к Рафаэлле.
– Не знаю, как вы, миледи, но я без сил. Пожалуй, с детства не одолевал столько всего за один день.
– И я тоже.
И тут вдруг захотелось ей, чтоб можно было свозить его в Париж, в Барселону и Мадрид, показать ему там все, что самой дорого. А потом доставить его в Санта-Эухению, пусть увидит, где она проводит лето за летом, где можно свидеться со всеми детишками, которых она так обожает. Но странно воспринимать их по-старому. Детишки, которым она сочиняла сказки, пока не вышла замуж, уже сами переженились и завели собственных детей. Оттого она порой казалась себе совсем старой, словно основная часть жизни уже миновала.
– О чем задумалась? – Он вдруг подметил прежнюю грусть в ее глазах.
– Задумалась о Санта-Эухении.
– А в частности? – продолжал он выспрашивать.
– О тамошних ребятишках… О, Алекс, не поверишь, до чего обожаю их.
Он взял ее за руку, произнес твердо и невозмутимо:
– Со временем будут у нас собственные дети.
Она промолчала, избегая темы, которая целых четырнадцать лет как лишилась для нее смысла.
– Не стоит надеяться.
– Нет, стоит. Очень даже. Нам обоим. Я так хотел детей еще от бывшей жены.
– Она не могла их иметь? – Рафаэлла спросила с интересом и надеждой, что у них окажется нечто общее, то есть оба пострадали от подобного поворота судьбы.
– Не в том дело, – покачал он задумчиво головой. – Могла иметь. Но не хотела. Забавно, как со временем меняются воззрения. Встреть я нынче женщину с такими понятиями, то, думаю, не смог бы полюбить ее. Я надеялся убедить Рэчел. Но не удалось. Слишком была увлечена своей работой. Оглянусь в прошлое – и думается, хорошо, что мы не завели детей.
– А чем она занимается?
– Она адвокат.
Это произвело впечатление на Рафаэллу. Он легонько поцеловал ее в губы.
– Но в ней, Рафаэлла, мало оказалось женственности, не те были начала.
– Ты ушел от нее?
Он опять покачал головой:
– Нет. Она от меня ушла.
– К другому мужчине?
– Нет. – Алекс улыбнулся, причем без огорчения. – К своей работе. Только она имела для нее значение. Всегда. Выходит, удачно все сложилось.
Они лежали рядом друг с другом, словно старинные друзья, давняя любовная пара, и Алекс не грустил.