– Никто нас не увидит. И я не задержусь дольше чем на несколько минут. Ты придешь?
– Да.
– Через десять минут я буду там.
Она повесила трубку. Через десять минут Алекс уже нервно прохаживался около нижней ступеньки, где впервые увидел ее в свете фонаря, закутанную в рысье манто. Но сейчас Рафаэлла ничем не напоминала ту прекрасную незнакомку, залитую светом. Она спустилась вниз, одетая в черное, углубленная в себя. Черное платье, ни капли косметики, черные чулки, черные туфли и взгляд, который ужаснул его своей отрешенностью. Алекс не смел приблизиться к ней. Он стоял и ждал, пока она спустится и остановится прямо перед ним.
– Привет, Алекс.
Можно было подумать, что она тоже покончила с жизнью. Или кто-то другой убил ее, что, собственно, и сделал ее отец.
– Рафаэлла… девочка… – Он хотел подойти ближе, но не смел и просто с мукой смотрел на нее. – Давай сядем.
Он опустился на ступеньку и жестом предложил ей сделать то же самое. Она села рядом на холодную ступеньку, как маленький робот, и положила щеку на поджатые колени.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих чувствах. У тебя такой потерянный вид, что мне становится страшно. Я боюсь, что ты коришь себя за то, в чем не виноват никто. Джон Генри был старик, Рафаэлла, он был болен и слаб. Ты ведь сама мне об этом не раз говорила. Он устал жить, он хотел умереть. Это был лишь вопрос времени.
Рафаэлла холодно улыбнулась, качая головой, точно сожалея, что он так наивен.
– Это не случилось само собой, Алекс. Я убила его. Он не умер во сне, как сообщили газеты. Вернее, конечно, умер, но не естественной смертью. Он выпил целую упаковку снотворного. – Она помолчала, чтобы до него лучше дошел смысл ее слов. – Он покончил с собой.
– Господи! – Алекс отшатнулся, словно его ударили, и в ту же минуту понял, что именно в ее голосе так испугало его и что теперь он читал в ее лице.
– Но ты уверена, Рафаэлла? Он оставил записку?
– Нет, в этом не было нужды. Он просто это сделал. Отец уверен, что он все про нас знал и таким образом я убила его. Так говорит отец, и он прав.
Алексу захотелось прикончить ее отца, если бы это было возможно, но он промолчал.
– Но откуда он мог узнать?
– У него больше не было причин так поступать.
– Он сделал это, потому что чертовски устал жить такой жизнью, Рафаэлла. Сколько раз он сам говорил тебе об этом?
Но она качала головой, не желая ничего слушать. Алекс хотел доказать, что они невиновны, но она слишком хорошо знала, в чем ее вина.
– Ты мне не веришь?
– Нет. Я считаю, что отец прав. Кто-то рассказал ему о нас, возможно, кто-то из слуг или соседи, которые видели нас вдвоем.
– Нет, Рафаэлла, ты ошибаешься. – Он с нежностью смотрел на нее. – Слуги тут ни при чем. Это сделала моя сестра, когда ты уехала в Европу.
– Боже мой! – Рафаэлла была на грани обморока, и Алекс взял ее за руку.
– Все было по-другому. Кэ хотела нас разлучить, но вышло иначе. Секретарь Джона Генри позвонил мне как-то раз и попросил прийти к вам в дом.
– И ты пошел? – Она была ошеломлена.
– Пошел. Он был прекрасный человек, Рафаэлла. – У него на глазах заблестели слезы.
– Что между вами произошло?
– Мы долго разговаривали. О тебе. Обо мне, кажется, тоже. Он благословил нас, Рафаэлла. – Слезы текли из глаз Алекса. – Он велел мне заботиться о тебе, потом…
Алекс приблизился к ней, но она отпрянула. Благословение было теперь не в счет. Даже Алекс это понимал. Слишком поздно.
– Рафаэлла, дорогая, не позволяй им издеваться над тобой. Не позволяй им отбирать то, о чем мы мечтали, что уважал даже Джон Генри, то, что делает нас обоих правыми.
– Но мы не правы. Мы все, все делали неправильно.
– Неужели это возможно? – Он взглянул ей прямо в лицо. – Ты правда так думаешь?
– Разве у меня есть выбор, Алекс? Как я могу думать иначе? То, что я сделала, убило его. Неужели ты и вправду считаешь, что я не сделала ничего предосудительного?
– Да, как считал бы любой другой, кто узнал бы обстоятельства, в которых ты оказалась. Тебе не в чем себя винить, Рафаэлла. Если бы Джон Генри был жив, он сказал бы тебе то же самое. Ты уверена, что он не оставил тебе записки?
Он заглянул ей в глаза. Было странно, что Джон Генри ничего ей не объяснил, он показался Алексу добрым человеком. Но она только снова покачала головой:
– Ничего. Когда это случилось, врач все кругом осмотрел, и сиделка тоже. Но они ничего не нашли.
– Ты уверена? – Она снова кивнула.
– И что теперь? Едешь к мамочке в Испанию замаливать грехи? – Снова кивок.
– А потом? Ты вернешься сюда? – Он боялся даже представить, каким бесконечно долгим будет этот год.
– Я не знаю. Мне придется вернуться, чтобы уладить кое-какие дела. Я выставлю дом на продажу. А потом… – она помолчала, – я думаю вернуться в Париж или в Испанию.
– Рафаэлла, это безумие. – Он крепко стиснул ее тонкие пальцы. – Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться. И нет причин, препятствующих этому. Мы не сделали ничего плохого.
– Сделали, Алекс. – Она медленно высвободила свои руки. – Сделали. Я не должна была так поступать.
– И ты собираешься нести это бремя до конца своих дней?
Но страшнее всего было то, что он всегда будет напоминать ей о случившемся, и Алекс понимал это. Он потерял ее. Так произошло по воле судьбы, из-за помешательства уставшего от жизни старика, из-за дьявольских интерпретаций происшедшего ее отцом. Он потерял ее.
Словно зная, о чем он думает, Рафаэлла кивнула и поднялась. Она долго смотрела на него и потом тихо прошептала:
– Прощай.
Она не прикоснулась к нему, не поцеловала и не ждала ответа. Она просто повернулась и пошла наверх, и Алекс смотрел ей вслед, ошеломленный тем, что она сделала с ними обоими. Он терял ее в третий раз. И знал, что на этот раз навсегда. Она дошла до замаскированной двери в сад, толкнула ее и исчезла из глаз. Она не оглянулась, за дверью было тихо, как в могиле. Алекс простоял на месте, как ему показалось, целую вечность и медленно, чувствуя себя мертвецом, поднялся по ступенькам, сел в машину и уехал.
Похороны постарались сделать насколько возможно скромными. Тем не менее в маленькой церквушке собралась по крайней мере сотня человек. Рафаэлла вместе с отцом и матерью сидела на передней скамье. По щекам отца текли слезы, а мать, не стесняясь, рыдала по человеку, которого почти не знала. Сразу же за их спиной сидело с полдюжины родственников, сопровождающих мать Рафаэллы на протяжении всего пути из Испании. Среди них были брат Алехандры, две сестры, кузина с дочерью и сыном. Все эти люди прибыли сюда якобы для того, чтобы поддержать как Рафаэллу, так и Алехандру, однако Рафаэлла чувствовала, что они скорее играли роль тюремных надзирателей, призванных сопроводить ее до самой Испании. Так ни разу и не всплакнув, она отсидела всю похоронную церемонию, рассеянно смотря на гроб, покрытый покрывалом из белых роз.