– Но до Клементинума рукой подать, и если пан Старыгин больше не желает пива, я могу проводить его и познакомить с паном Мирославом. Думаю, его тоже заинтересует ваша карта.
– Я был бы вам очень признателен, однако это, возможно, нарушит ваши собственные планы…
– Пусть пан не сомневается – меня так заинтересовало это изображение, что я сам очень хочу посетить Клементинум!
Катаржина, которая молча наблюдала за разговором, сказала, что не сможет присоединиться к мужчинам, поскольку у нее имеется неотложное дело, и договорилась встретиться с Дмитрием Алексеевичем ближе к вечеру в небольшом ресторанчике «У золотого карпа» на Малой Стране, неподалеку от его отеля.
Через четверть часа Старыгин со своим новым знакомым подошли к пышному барочному фасаду бывшей иезуитской коллегии.
– Чтобы выстроить эту коллегию, в шестнадцатом столетии снесли целый район, застроенный жилыми зданиями, костелами и садами, – сообщил Штольц, который добровольно взял на себя роль экскурсовода. – Вы видите на этом фасаде великолепно выполненные бюсты римских императоров…
– Императоров! – повторил за ним Старыгин. – Все один к одному! Мы идем по верному следу!
Они миновали пышный портал, прошли через внутренний двор, вошли в одну из дверей. Штольц поздоровался со служительницей библиотеки и сказал ей, что они с русским коллегой ищут пана Войтынского.
– Пан Мирослав у себя в отделе, изучает новые поступления. Вы знаете дорогу?
– Конечно. – Штольц кивнул и направился по длинному коридору, стены которого украшали многочисленные фрески.
Миновав несколько залов, украшенных старинными росписями и заставленных стеллажами с тысячами средневековых фолиантов, спутники подошли к высоким резным дверям. Возле этих дверей сидела за небольшим инкрустированным столиком скромно одетая женщина средних лет, внимательно изучавшая старинную гравюру.
Она чем-то неуловимо напоминала эрмитажную знакомую Старыгина – Татьяну из кабинета рукописей. Видимо, на нее тоже наложила свой отпечаток многолетняя работа с пыльными старинными книгами.
– Пан Мирослав здесь? – осведомился Штольц, приветливо поздоровавшись.
– Да, он не выходил. – Женщина подняла на посетителя большие красивые глаза и проговорила: – Взгляните, пан Штольц, вас наверняка заинтересует эта гравюра…
Фотограф склонился к столу и заахал:
– Какая редкость! Где вы такое нашли? Никогда не видел ничего подобного!
Спохватившись, он повернулся к Старыгину и сказал:
– Подождите несколько минут, я сейчас освобожусь!
– Не волнуйтесь, пан Штольц! Занимайтесь своим делом! – Старыгин огляделся по сторонам, но потом не выдержал и толкнул дверь Математического кабинета.
За этой дверью находился огромный зал, как и все прочие, украшенный пышной лепкой и потолочными росписями.
Однако в первый момент не это поразило Старыгина.
Ему показалось, что помещение, в которое он вошел, наполнено бесчисленным количеством невидимых насекомых, сверчков или цикад. Во всяком случае, со всех сторон доносился разноголосый стрекот.
Прислушавшись, Дмитрий Алексеевич понял, что это – не стрекот живых созданий, а неумолчное тиканье многочисленных механизмов, созданных человеческими руками.
Зал был полон десятками старинных часов.
Часы стояли на многочисленных изящных столиках с ножками в форме звериных лап и маленьких фавнов, на резных консолях и мраморных подставках. Это были часы в футлярах из бронзы и драгоценных пород дерева, из перламутра и слоновой кости, большие и маленькие часы, часы в форме башен и колесниц…
Еще здесь были десятки старинных глобусов, также выполненных из различных драгоценных материалов, в резных подставках и самого разного размера.
И почти сразу Старыгин узнал тот глобус, который был изображен на его карте. Глобус, который держал в левой руке Император.
Это был довольно небольшой глобус удивительно тонкой работы, выполненный из слоновой кости и палисандра. Моря и реки были сделаны из цветной эмали, а города – из ценных камней.
Старыгин подошел к этому глобусу и только тогда понял, что не видит того человека, ради которого пришел в Клементинум.
– Пан Мирослав! – окликнул он, еще раз оглядев зал. – Пан Мирослав Войтынский!
Ответа не последовало, и в зале по-прежнему не было слышно ничего, кроме ровного, многоголосого тиканья часов.
Старыгин удивленно подумал, что хранитель легкомысленно оставил свои сокровища без присмотра, а сам, должно быть, ушел через дверь в глубине зала.
Направившись в ту сторону, Дмитрий Алексеевич обогнул огромный глобус в человеческий рост, установленный в резной палисандровой подставке… и застыл на месте.
На узорном паркете позади глобуса, широко раскинув руки, лежал человек.
Это несомненно был тот, с кем Старыгин хотел встретиться, – пан Мирослав Войтынский. И сейчас Старыгин убедился, что сотрудник библиотеки действительно как брат-близнец похож на голландца семнадцатого века – командира отряда амстердамских гвардейцев капитана Франса Баннинга Кока.
То же бесцветное лицо, та же тонкая кожа, свойственная рыжим, те же блеклые глаза, та же маленькая рыжеватая бородка.
И теперь сходство еще усилилось, поскольку, как и амстердамский капитан, давно нашедший упокоение в семейном склепе, пан Мирослав Войтынский был несомненно мертв.
Потому что глаза живых людей не смотрят перед собой с такой отрешенностью от всего земного, с таким великолепным равнодушием к окружающему.
И еще потому, что вокруг головы пана Войтынского по драгоценному паркету зала растекалось огромное пятно крови.
Старыгин попятился, в ужасе глядя на мертвого человека.
Что происходит вокруг него?
Один за другим погибают люди, так или иначе связанные с поисками пропавшей картины. И погибают они едва не на глазах у Дмитрия Алексеевича, как будто кто-то не хочет допустить их встречи. Сначала человек, сорвавшийся ночью с крутой лестницы на Малой Стране… это еще можно было посчитать за несчастный случай, но за ним последовал повешенный на Чертовке… и теперь, наконец, этот человек, двойник капитана…
Старыгин снова посмотрел на мертвого человека.
Он действительно был удивительно похож на капитана Баннинга Кока. И как капитан на картине Рембрандта протянул вперед правую руку, показывая на что-то своему помощнику, молодому лейтенанту, так и его мертвый двойник вытянул правую руку, словно пытался до чего-то дотянуться или привлечь к чему-то внимание…
Дмитрий Алексеевич проследил за направлением его руки.
Ему пришлось пригнуться, поскольку справа от мертвеца стоял резной столик с часами. И там, под столиком, он увидел еще одни часы, сброшенные на пол или случайно упавшие со стола. Именно на них указывала мертвая рука, словно пан Войтынский в самый миг своей смерти настойчиво обращал на эти часы внимание…