— Ты что — совсем уже рехнулся? — не выдержала я. — Тапочки-то тебе зачем?
Мне не было их жалко, просто я очень удивилась.
— Как ты меня достала! — заорал он. — Видеть тебя не могу! Ты на себя-то посмотри — ни рожи, ни кожи, ни ж...
Он хотел сказать жилплощади, но тут сообразил, что жилплощадь-то у меня как раз есть и он на ней сейчас находится. А вот у него своей квартиры нету, живет он с мамочкой в обычной двухкомнатной, которую разменять к взаимной выгоде никак невозможно.
Я, разумеется, знала, что он врет насчет меня, врет безобразно и глупо. Все у меня есть — и внешность довольно приличная, и работа неплохо оплачиваемая, и эта квартира, и в голове кое-что. Правда, как выяснилось, в голове у меня чего-то не хватает, раз не разобралась, с каким связалась мерзавцем. И я снова дико разозлилась.
— Если сейчас же не уберешься, я тебя задушу собственными руками! — закричала я. — Или прирежу! Чего тебе еще тут?
— Где мой мобильник, дура? — заорал он в ответ. — Куда ты его дела?
Господи, да я его мобильник в глаза не видела!
И, конечно, терпение у бабки снизу лопнуло, она начала стучать в потолок и кричать. Я разобрала несколько слов, в том числе «хулиганство» и «милиция». Вот еще милиции мне только не хватало, хотя в глубине души я понимала, что старуха права — на часах четверть третьего, орать все же так громко среди ночи нельзя...
Нужно было срочно успокоиться, и я потянулась за сигаретами. Но нашла в сумочке только пустую пачку — ага, в ресторане эта Ульяна норовила курить мои, вот они и кончились... Если сейчас не закурю, могу и вправду метнуть в Пашку чем-нибудь тяжелым.
Я схватила ключи со столика в прихожей, сунула ноги в тапочки и решила спуститься вниз за сигаретами. Ларек на углу работает круглосуточно, я даже знаю, как зовут мальчишку-продавца.
Я взяла кошелек и вышла, ничего не сказав Пашке. Если он соберет наконец свои манатки и уйдет, я это увижу от ларька.
На улице были сумерки. Народу никого — все уже угомонились, даже подростки, которые летом белыми ночами вообще не спят. Я вдохнула полной грудью прохладный воздух и побрела к ларьку. Окошечко было закрыто, но там, внутри, виднелся слабый свет. Я постучала, ничего не изменилось, только внутри слышалась какая-то возня, потом шепот и взвизги.
— Эй, Димка, — позвала я, — открой, а то умру без сигарет!
Возня усилилась, потом прекратилась, и в открытое окошко высунулась всклокоченная Димкина голова.
— Чего тебе? — неприветливо спросил он.
— Сигарет, вот чего. — Я заглянула за его спину и заметила там, в тесном пространстве ларька, совершенно голую девчонку.
— Уж извини, — смутилась я, — не хотела вам мешать.
— В самый момент угодила, — грустно сообщил Димка, — пять минут подождать не могла...
— Да ладно, у тебя еще вся ночь впереди! — сказала я, протягивая полтинник. — Спасибо за сигареты, сдачи не надо.
Я не торопилась возвращаться домой: представила себе гнусную Пашкину рожу, и меня замутило. Я достала из пачки сигарету и закурила. После третьей затяжки нервное состояние прошло, переплавившись в простую злость, кроме того, я озябла и решила не валять больше дурака, вернуться домой и выгнать Пашку к чертовой матери. В конце концов, он сам напросился, я еще проявила уйму терпения.
Подойдя к своей двери, я не стала звонить — ключи лежали у меня в кармане, я открыла дверь и вошла в квартиру.
В квартире было удивительно тихо. Никто по ней не шатался, хлопая дверьми и чертыхаясь, никто не орал, что я куда-то задевала его драгоценную бритву, никто не ронял рюмки и тарелки... Словом, я не услышала привычных звуков Пашкиной жизнедеятельности.
В первый момент я очень обрадовалась. Я решила, что этот козел успел собрать вещи и убраться восвояси, пока я ходила за сигаретами. Тем самым я была избавлена от финальной сцены нашего непродолжительного романа с взаимными оскорблениями и битьем посуды. Но по здравом размышлении я поняла, что ждать от Павлика такого благородства не приходится, а, скорее всего, он замыслил на прощание какую-нибудь гадость, и мне пока что нельзя расслабляться.
Я обошла квартиру — благо она была невелика, чтобы найти затаившегося мерзавца и выпроводить его вон.
Нашла я его на кухне.
Павлик лежал на полу вниз лицом и не подавал никаких признаков жизни.
Я наклонилась к нему и позвала по имени — я подумала в первый момент, что он придуривается, хотя уже почувствовала первый приступ животной паники. Нагнувшись, я увидела две вещи.
Во-первых, лужицу темно-красной жидкости, в которую он уткнулся лицом. И, во-вторых, ручку ножа.
Моего собственного кухонного ножа, которым я разделывала мясо. Очень хороший немецкий нож лазерной заточки с темной деревянной ручкой. И эта самая деревянная ручка торчала из Пашкиного затылка. Или скорее из шеи — немного сбоку, за ухом.
Я вскочила и дико завизжала.
В следующую секунду я сама себе зажала рот — только не хватало, чтобы кто-нибудь из соседей прибежал на мой визг и увидел меня над Пашкиным трупом. Конечно, вряд ли соседи выбегут ночью на чей-то крик, но при моей феноменальной везучести и невозможное случается.
Я в ужасе огляделась. На кухне никого, кроме меня, не было, и в квартире никого не было — я только что ее обошла, а моя квартирка не так велика, чтобы кто-то мог в ней спрятаться...
На глаза мне попался чайник, я трясущимися руками налила в стакан тепловатой кипяченой воды и выпила ее одним глотком. При этом я услышала какое-то странное дребезжание, но не сразу поняла, что это мои собственные зубы дребезжат о край стакана.
Я выпила еще один стакан противной теплой воды и постаралась хоть немного взять себя в руки. Еще раз нагнулась над Пашкой — или над тем, что совсем недавно было Пашкой, — и окончательно убедилась, что он мертв. То есть очень трудно было представить себе, что человек может быть жив, если у него за ухом торчит огромный нож для разделки мяса, но у меня голова совсем плохо работала.
«Это он нарочно, — подумала я, — чтобы напоследок устроить мне кучу неприятностей».
Но тут же мне пришлось признать, что при всей его подлости Пашка никак не смог бы вонзить нож себе в затылок. Куда-нибудь в другое место — это еще может быть, но уж в затылок...
Отсюда следовал еще один вывод.
Поскольку на самоубийство это совершенно не похоже, а никого, кроме меня и самого покойника, в квартире не было, то меня и обвинят в убийстве милого дружка.
Тем более что мы с ним весь вечер ссорились на глазах у его многочисленных сослуживцев. И у случайного ночного водителя, которого наверняка тоже быстро найдут. А старуха соседка охотно сообщит, что мы и дома продолжали скандалить, да так, что ей пришлось стучать в потолок своей клюкой или шваброй, черт там ее разберет.