– Что значит – проваливай? – удивленно переспросил участковый. – Я вообще-то из милиции. Мне с вами поговорить надо. Или я вас повесткой вызову!
Конечно, Василий брал учителя на испуг: он сейчас находился за пределами своего участка и не имел никакого права вызвать кого-либо повесткой. Вообще его расследование в Веснянске было не вполне официальным. Однако он не привык, чтобы представителей власти встречали так грубо.
– Что значит – проваливай? – повторил он. – Говорю же – мне нужно задать вам всего несколько вопросов!
– Проваливай! – повторили в доме.
На этот раз Василий всерьез рассердился. Не слушая возражений, он толкнул калитку и вошел на участок.
– Как ты хочешь, а мы с тобой поговорим! – произнес он вполголоса и подошел к крыльцу.
Рассохшееся крыльцо громко заскрипело под его ногами. Василий взялся за ручку двери и громко заявил:
– Мы с вами все-таки поговорим! Дело слишком серьезное…
– Проваливай! – снова хрипло выкрикнули из-за двери.
– И не подумаю! – Василий одной рукой открыл дверь, а другой на всякий случай взялся за кобуру. Это придало ему решимости и уверенности в своих силах.
Войдя в сени, он споткнулся о ржавое ведро. Ведро с чудовищным грохотом покатилось по полу. В ответ на этот шум из комнаты снова проорали:
– Проваливай!
– Да что ты все заладил – проваливай, проваливай! – пробормотал Василий и вошел в комнату.
В это же мгновение что-то ударило его по лицу.
Василий попятился, инстинктивно заслоняя лицо рукой, и, выдернув из кобуры табельное оружие, громко крикнул:
– Стоять на месте! Руки вверх!
В ответ ему раздалось все то же слово:
– Проваливай!
Участковый уставился туда, откуда раздавался этот хриплый крик… и удивленно заморгал: прямо перед ним, раскачиваясь на старенькой люстре, сидел небольшой ярко-зеленый попугай. Попугай склонил голову набок, приподнял крылья и снова хриплым простуженным голосом выкрикнул:
– Пр-роваливай!
Василий рассмеялся. Он понял, что все это время именно попугай препирался с ним через дверь и он же на бреющем полете только что ткнулся в лицо.
– Ну ты даешь! – проговорил участковый, убирая оружие обратно в кобуру. – А где же твой хозяин?
Попугай снова повторил то же самое слово.
Василий хотел было ему ответить, но тут он увидел хозяина дома.
Крупный полный мужчина лет шестидесяти полулежал в старом кресле-качалке около окна. Можно было подумать, что он просто присел отдохнуть, если бы не лицо. Нижняя челюсть его отвисла, глаза остекленели, он смотрел перед собой пустым мертвым взглядом.
И еще одна деталь не вписывалась в картину мирного послеобеденного отдыха.
Из груди, с левой стороны, торчала деревянная рукоятка.
Вокруг этой рукоятки на клетчатой рубахе расплылось темное пятно. Совсем небольшое пятно крови.
Василий сразу понял, почему оно такое маленькое: Геннадия Михайловича убили ударом в сердце. Смерть наступила практически мгновенно, поэтому кровотечения почти не было.
– Ни черта себе… – проговорил участковый, стаскивая фуражку. – Вот тебе и основы безопасности жизнедеятельности!
– Проваливай! – внезапно заорал попугай.
– Да заткнись ты! – рассердился Уточкин. – Разорался тут… Что теперь делать-то будем? Вот уйду сейчас, а ты тут останешься. Небось жрать хочешь? Хозяин-то твой уже второй день мертвый…
Конечно, Уточкин не был специалистом по судебной медицине, однако по роду службы покойников повидал немало. Так что, прикоснувшись к ледяной руке покойного, он сделал приблизительный вывод, что двое-то суток несчастный учитель ОБЖ уже провел в этом кресле-качалке.
Участковый огляделся. В комнате было не то чтобы не убрано, а как-то гнусно и противно. Причем похоже, что и при жизни хозяина творилось то же самое. Попугай выжидающе смотрел на Уточкина – он уловил в его монологе хорошо знакомое слово «жрать» и теперь требовал удовлетворения.
Уточкин прошел на кухню. Там было так же грязно и убого, как в комнате. Дровяная плита с давно не беленным кирпичным стояком, стол с рваной засаленной клеенкой и обшарпанный шкафчик, висевший криво, на одной петле.
Уточкин раскрыл шкафчик. Ничего интересного. Щербатые тарелки, мутные граненые стаканы. Бедность и убожество.
А, вот это уже интересно. В углу стояла початая бутылка дорогого коньяка. Ну надо же, а завуч говорила, что специалист по ОБЖ капли в рот не берет, просто образец трезвости. А он, видать, не дурак выпить, только отчего-то это скрывал. Только… Василий почесал в затылке. Только с чего бы это ему покупать такой дорогой коньяк? И с каких доходов?
Василий осторожно прихватил бутылку носовым платком. Так-так… разлито в Петербурге… Это наводит на мысль… Только какую, уточнять не хотелось.
На верхней полке нашелся пакет с семечками. Уточкин высыпал их прямо на стол. Попугай тут же спикировал сверху и принялся жадно клевать. Напоследок участковый еще раз оглядел кухню и заметил в углу картонную коробку со всяким бумажным сором, который используют на растопку. Коробка была полнехонька, потому что сейчас лето и плиту давно не топили. Василий перебрал бумажный мусор, попугай оторвался от своих семечек и поглядел на него с удивлением.
Старые газеты, промасленная бумага, воняющая рыбой, листки с каракулями учеников и пометками красной ручкой – чтобы добро не пропадало, покойник таскал домой контрольные работы. Фантики от дешевых конфет. Вот мелькнуло что-то яркое. Ага, картонная упаковка от лекарства. Иностранное лекарство, так что не понять, от какой оно болезни. Цена на упаковке стоит немалая. Что ж, для себя, любимого, никаких денег не жалко. У кого они есть, конечно.
Что-то подсказывало Уточкину, что у хозяина этого дома деньги не водились. Он спрятал упаковку в карман и понял, что пора уходить.
Попугай вдруг спикировал ему на плечо.
– Ох, тебя-то куда девать! – спохватился Василий. – Ведь милиция приедет, выпустят тебя ненароком, а к нашему климату ты непривычный, замерзнешь с первыми холодами.
– Проваливай, – нежно сказал попугай.
Уточкин нашел в сенях старую погнутую клетку, кое-как выправил прутья и засунул туда попугая.
– Отнесу тебя одному юному натуралисту, Коле Дудочкину. Он птичек любит…
Барон ехал впереди, вглядываясь в сгущающуюся темноту.
Оценив потери, он понял главное: они не выдержат еще одной схватки. Значит, если он хочет выполнить приказ императора, нужно как можно скорее избавиться от трофеев.
Дорога, по которой двигался отряд, становилась все у́же. Лес по сторонам ее сдвигался, словно затягивая французов в свою мрачную глубину. Скоро дорога стала настолько узкой, что по ней едва могли пройти повозки с трофеями.