Не найдя богатств, горожане сожгли дом советника вместе с его мертвыми обитателями, дабы очистить город от греха.
И впрямь, после того Черная Болезнь пошла на убыль и вскорости оставила вольный город Любек…»
– Ну что, интересно? – спросил Старыгин, припарковав машину у дома Агриппины.
– Угу, – она зевнула без стеснения, – красивая сказочка… только нам-то до нее какое дело?
– Это не сказки! – обиделся Старыгин. – Вы не забыли, что в Таллинне случились три убийства?
Вместо ответа она пожала плечами.
– В общем, так, – сказал Старыгин твердо, – я еду в Таллинн. Иначе не будет мне покоя. И приглашаю вас с собой.
– Вы серьезно? – От возмущения у Агриппины даже пропала сонливость. – Вы и вправду уверены, что я брошу все и поеду с вами? Ради чего?
– Да уж не ради меня, это-то я понял, – буркнул Старыгин, – не смею надеяться…
Она хотела выйти из машины, но он неожиданно для себя заблокировал двери.
– Слушайте, неужели вам самой неинтересно, в чем тут дело? – мирным тоном заговорил он. – Должно же у вас быть естественное человеческое любопытство? Говорят, у женщин оно особенно сильно развито…
– Угу, может быть, так оно и есть. – Агриппине совсем не хотелось с ним спорить. – Только я не женщина, а кардиохирург, отработавший тяжелую смену и едва стоящий на ногах… Оставьте меня в покое, я вас очень прошу!
– Ладно, что это я, действительно… – Старыгин вздохнул. – У вас своя жизнь, своя работа, какое вам дело до всей этой средневековой истории… в конце концов, сокровище Вайсгартена пролежало в тайнике пятьсот лет, пролежит еще сто или двести… какое нам до него дело!..
– Неужели вы в это действительно верите? Ну да, конечно! – Агриппина через силу усмехнулась. – В каждом мужчине сидит мальчишка, только игрушки у взрослых более дорогие…
– Верю или не верю в это я – вопрос второстепенный, – ответил ей Дмитрий Алексеевич. – Гораздо важнее, что в это верят какие-то серьезные криминальные силы. Наверняка именно из-за этого были убиты три человека в Таллинне… наверняка из-за этого перерыли вашу квартиру, напали на вас… Но вас это не волнует, вы в это не верите, вам это неинтересно – что ж, не буду навязываться. Прощайте, и желаю вам удачи!..
– Ладно, черт с вами! – Агриппина неожиданно для самой себя изменила решение. – Я договорюсь на работе, поменяюсь сменами. Но хоть несколько часов поспать можно?
– Фриц, ты изготовил те гравюры, которые заказал нам книготорговец Пауль? – Старый мастер Нотке строго взглянул на своего ученика, поплотнее запахнул теплый шлафрок.
– Заканчиваю, хозяин! – отозвался Фриц и снова взялся за резец.
Прошло уже десять лет с тех пор, как они вернулись из далекого Ревеля в Любек. Болезнь давно покинула город, Любек снова расцвел и разбогател. Маленький шустрый Фриц вырос в красивого молодого мужчину, и хозяин, сильно постаревший, поручал ему теперь не перетирать краски и отмывать кисти – он доверял ему проработку фона и второстепенных фигур, а также изготовление гравюр.
За минувшие десять лет в Любеке открылось множество книжных лавок, и их владельцы заказывали мастеру Бернту Нотке гравюры с его картин, особенно с его знаменитой «Пляски смерти». Эти гравюры давали мастеру неплохой заработок. Вот и сейчас Фриц гравировал очередной лист.
Он должен был изобразить на нем молодого повесу в коротком, отороченном мехом плаще и остроносых сапожках со шпорами. Того самого, который был как две капли воды похож на унесенного Болезнью младшего сына советника Вайсгартена…
Фриц вспомнил те дни, когда в Любеке хозяйничала Болезнь, те дни, когда они с хозяином посещали дом старого советника…
Он вспомнил и ту шкатулку, которую старик перед смертью отдал мастеру Бернту.
Шкатулку, полную драгоценных камней.
Шкатулку, которую они увезли потом в Ревель, которую хозяин, должно быть, в приступе временного помешательства, бросил в камин вместе со всем ее сверкающим содержимым…
Фриц не сомневался, что эта шкатулка осталась там, за глухой кирпичной стеной. Если бы он смог добраться туда, в Ревель, если бы он смог взломать стену…
Но сейчас это невозможно: Ганзейский союз, во главе которого стоит вольный город Любек, воюет с датским королем, а Ревель находится во владениях датчан.
Даст Бог, война кончится, и тогда Фриц осуществит свою мечту, доберется до Ревеля, доберется до той кирпичной стены…
Только бы не забыть место, где находится шкатулка!
Фриц покосился на хозяина.
Старик занят своим делом, точнее – делает вид, что занят, а сам просто дремлет в глубоком кресле. Во всяком случае, он не обращает внимания на ученика.
Фриц поднял резец и по памяти изобразил на заднем плане вместо купы деревьев тот дом на Ратушной улице Ревеля, куда пришли они с хозяином десять лет назад.
Теперь, сколько бы ни прошло лет, он вспомнит место, где спрятана драгоценная шкатулка. Достаточно будет найти среди старых гравюр эту, с ключом к сокровищу.
Чтобы не спутать эту гравюру с другими, Фриц вырезал на сапожках щеголя шпоры со звездчатыми колесиками.
Скоро в мастерской стемнело, и Фриц заканчивал гравюру при скудном свете масляной лампады. Наконец хозяин поднялся и сказал, что работа на сегодня закончена.
Фриц поужинал на кухне со слугами, потом отправился в свою каморку под самой крышей.
Однако, как только хозяйка заперла двери на ночь и в доме наступила тишина, Фриц бесшумно поднялся и снова оделся. Стараясь не скрипнуть рассохшимися петлями, он открыл окошко и спустился по веревочной лестнице.
Его ждала Гретхен, хорошенькая служанка молочника, с которой Фриц встречался уже второй месяц.
Фриц подошел к дому молочника и тихонько постучал в окно.
За окном послышался шорох, он увидел знакомый силуэт Гретхен, но в это мгновение чья-то тяжелая рука легла на его плечо.
– Никак вор лезет к нам в дом! – раздался хриплый голос молочника Петера. – А вот я тебя!
Фриц обернулся, вытащил из-за пояса нож…
Но дюжий молочник не стал дожидаться, а раскроил голову молодому подмастерью тяжелой короткой дубинкой.
Фриц упал навзничь, и перед его тускнеющими глазами разлилось ослепительное сияние драгоценных камней…
Ратушная улица была безлюдна, на перекрестке красовался средневековый колодец. Слева от него возвышался тот самый дом, который они искали, дом с «чертовой квартирой».
В первом этаже дома был антикварный магазин, рядом с ним – жилой подъезд с домофоном.