Потом уж что только про эти часы не рассказывали! Говорили, например, что, пока идут часы, не прекратится процветание Королевства Пяти Рек. Кстати, по слухам, первое, что сделал Огнедум, – остановил эти часы…
– А правда, что Косорукий Кукольник тайно возвращался в погибшее королевство и пытался завести часы? – спросила Марион.
– Об этом рассказывают всяко, – неспешно заговорил Людвиг. – Вот какую историю я слыхал краем уха лет сто назад…
Но рассказать эту историю нынешним вечером сенешалю было не суждено. К Марион подошел Зимородок.
– Вот ты где, Марион!
– «Марион, Марион!» А я, значит, не в счет? – взъелся Людвиг. – Со мной теперь ты вовсе не разговариваешь! Я для тебя, значит, просто тряпочка!
– Да нет, не просто, – сказал Зимородок. – Кому надо, те все про тебя знают, Людвиг. Я на твоем месте вообще давно бы раскрылся перед всеми. Спутники наши люди, вроде, надежные, достаточно сумасшедшие, чтобы им доверять. Но главное – им с нами по пути.
– Ты думаешь, что город брата Дубравы и есть столица Ольгерда? – спросила Марион.
– Разберемся на месте, – ответил Зимородок. – Я к чему? Рано или поздно о Людвиге все равно узнают.
– Лучше поздно, – твердо сказал Людвиг.
– Но почему? – удивилась Марион. – Не все ли равно?
– Значит, не все равно, – отрезал Людвиг. – Между прочим, Зимородок, у нас было секретное совещание с ее высочеством, а ты помешал. Говори, зачем пришел, и уходи.
– Ваши с Марион детские секреты очень мало меня занимают, – сухо ответил Зимородок. – Я, собственно, хотел посоветоваться с тобой насчет дороги.
– До Красной реки еще дня четыре, – сказал Людвиг.
– Есть ли там брод, или опять придется искать паром?
– Брод-то там есть, – сказал Людвиг, – только я не уверен, что сумею найти его.
– И на том спасибо, – вздохнул Зимородок. – Дня четыре, говоришь? Ладно, пойду есть утку. Не засиживайся, Марион.
Когда Зимородок скрылся, Марион взяла Людвига на руки.
– Мне, пожалуй, тоже пора. Утка, наверное, уже готова. Что это за «секретное совещание»? О чем ты хотел посовещаться? Говори быстрее, я есть хочу.
– Просто я действительно не хочу рассказывать о себе, – прошептал Людвиг. – Кто знает, может быть, с вашей помощью я сумею… вернуться… вы понимаете, ваше высочество?.. стать прежним!
– Ну конечно! – сказала Марион. – Обязательно. Обязательно станешь прежним. Только я не понимаю, зачем делать из этого такую страшную тайну.
– Все дело в НЕЙ, – прошептал Людвиг.
– В ком? – не поняла Марион.
– В дочери Кровавого Барона.
– А причем здесь Гиацинта? Она, конечно, глуповата и слишком о себе думает, но вряд ли станет над тобой насмехаться. Наоборот. Она уважает несчастных.
– Вовсе она не глуповата! – рассердился Людвиг.
Марион вдруг почувствовала себя обиженной.
– Поступай как хочешь, мне-то что. Я болтать не стану.
– Марион! – послышался голос Мэгг Морриган. – Иди скорее, пока не остыло.
– Иду! – крикнула Марион и, сунув Людвига за пояс, побежала к костру.
У костра, кроме знакомых лиц, находился гость – очень крупный барсук. Он расположился у огня и непринужденно кушал утиное крылышко.
– А вот и наша Марион, – пробасил пан Борживой. Вид печеной утки привел его в благодушное настроение.
Барсук благосклонно кивнул девочке и произнес:
– А с вами, очаровательная малышка, мы, кажется, еще не знакомы. – И, не переставая жевать, слегка наклонил голову. – Бобо Гостомысл, собственной персоной.
– Вы хотели сказать – «к вашим услугам»? – съехидничала Марион. – Ведь так, кажется, принято говорить?
Барсук небрежно отмахнулся передней лапой:
– Какая, в сущности, разница! Этикет никогда не был моей сильной стороной.
– Да уж! – фыркнула Марион. Она намеренно уселась подальше от гостя и старалась пореже смотреть в его сторону. Ее взбесило обращение «очаровательная малышка».
Барсук между тем непринужденно разглагольствовал:
– С падением режима Ольгерда все воспряло! Оно воспирало и раньше, но с падением – воспряло окончательно и бесповоротно. Эпоха утеснений и притеснений – это, знаете ли, наследство. Окровавленная память поколений. Лучшие, наиболее мыслящие – те истреблялись. Память зайцев, пушного зверя и других мыслителей – сплошная кровавая брешь… э-э… Вы, кажется, не любите утиную кожу? Позвольте, я доем, – обратился барсук к Штрандену, после чего, заполучив желаемое, продолжал с набитым ртом: – Истребляли! Потери невосполнимые. Все самое умное, прыгучее, наиболее упитанное и пушное – все падало жертвой. Все падало и падало… К счастью, кровавый режим истребил сам себя. Пожрал-с. За двести лет вы – первые люди, посетившие наш лес. Вы должны знать правду.
– Что вы имеете в виду, говоря о «правде»? – уточнил Штранден.
Барсук тонко улыбнулся, насколько искусство тонко улыбаться вообще доступно барсукам:
– Правда, милостивый государь, она же истина – одна.
– Не смею возражать, – улыбнулся и философ. – Но какого аспекта бытия касается та правда, которую мы непременно должны знать?
– Мне кажется, я видел там, у молодой девушки, сухарики. Вы не могли бы передать мне пару штук? – Барсук доброжелательно прищурился на Марион.
– Облезешь, хомяк, и без сухариков! – сказала Марион с вызовом.
– Что ж! – вздохнул барсук и покровительственным тоном добавил: – Непонимание – мой обыкновенный удел. Так вот-с, правда заключается в том, что кровавый режим Ольгерда пал. Расцвела свобода. В том числе искусства. Нет больше загонщиков, нет растленных охотников с их лошадьми и собаками, их подручные разбрелись и одичали. Ничто не мешает.
– А что с ними стряслось, с охотниками? – осведомился пан Борживой. – Барсуки да зайцы разогнали, что ль?
– Между прочим, ирония здесь неуместна, – холодно ответствовал барсук. – Местной дичью было принято судьбоносное решение о строжайшем запрете на любые охотничьи действия. Кстати, эти утки являются браконьерством.
– А-а… – протянул Зимородок. – Так вот чем они являются…
– А вы что думали?
– Я думал, это просто утки.
– В нашем сложном, неоднозначном мире ничто не бывает «просто», – назидательно заметил барсук.
– Конечно, коллегиально принятое решение значительно продвигает вперед любое дело, – согласился Освальд фон Штранден, – но вы же не станете отрицать, что даже самое благородное начинание должно быть подкреплено чем-то более существенным…
Барсук потянул себя за ус.
– Не следует недооценивать интеллектуальные возможности… э… дичи. Наше постановление целиком и полностью поддержал Глухонемой Шибаба. И после того, как он принял свое историческое решение, именно мы контролируем переправу.