– Полагаю, вам известно содержание этого документа.
Сгустилось неприятное молчание.
Потом «факел»-мужчина сказал:
– Нет, властитель.
Огнедум поднял бровь:
– Так уж и нет? Что ж, ознакомлю вас, раз вы у меня такие неосведомленные. – И прочитал: – «Сим довожу до сведения, что вследствие неусыпности обнаружено преступное нарушение присяги, выразившееся в даче лжеприсяги «факелами» друг другу, что недопустимо согласно устава, пункт два-б. А именно: «факел» Лихобор говорил «факелу» Лютояре (женскаго полу), что «я твой навеки». А также и другие возмутительные вещи. Причем она принимала их как командир и в свою очередь давала клятвы. Во имя Пламени Дум Его! Вечно и до крови преданный властителю – Бдительный Служака».
Листок сам собою юркнул обратно в рукав.
– Итак, – зловеще произнес Огнедум, – это правда?
– Мы не нарушали присяги, – выговорил Лихобор.
– Ты полагаешь? – переспросил Огнедум. – Ты полагаешь, что ничего не нарушал? И пункт два-б – тоже? «Не признай над собою командира сверх положенного от начальства»? Так, кажется, в уставе?
«Факел» молчал. Энвольтатор сплел пальцы. Расплел их. Огладил бороду.
И закричал:
– Я вас обоих!.. В субстрат!..
– Это ваше право, властитель, – сказал «факел». – Но мы не нарушали.
Огнедум вскочил и навис над «факелами», как огромная растрепанная курица.
– Я создавал вас бессердечными! – орал энвольтатор. – У вас нет такого органа, которым любят! Единственное чувство, которое вы способны испытывать, – это безграничная преданность! Мне! Мне! И никому другому!
– И своим боевым товарищам! – выкрикнула Лютояра, перебивая Огнедума.
Маг замолчал, тяжело дыша. По его роскошной бороде сползала желтоватая пена. Женщина чуть склонила голову под бешеным взором Огнедума.
– Что ты сказала? – переспросил он.
– Верность боевым товарищам, в рамках общей верности Делу Огнедума, – повторила она упрямо. – Пункт шесть-а и далее.
Огнедум резко выбросил вперед руку с фигой:
– Во! Видала? Дура! Распустеха! Дрянь!
Лихобор скрипнул зубами.
– Вы не можете так с нами, властитель… – начал он.
– Почему? А? Почему? – напустился на него Огнедум. И завопил, брызгая слюной: – Почему это я не могу?.. И кто это мне говорит? Какая-то слизь из пробирки?
«Факел» побледнел под своими синяками.
– Я не слизь, – твердо произнес он. – Вы создали нас отважными и гордыми, властитель.
– Ерунда! Свинячья чуш-шь! Я создал вас кровожадными и глупыми! Жестокими! Бесчувственными! Понял? Впредь мне урок – всех баб прямо из пробирки сливать в субстрат…
И тут произошло нечто доселе неслыханное. Лютояра скрутила фигу и, неистово размахивая ею перед носом у Огнедума, закричала:
– Сам – во! Нюхай! Обтерханный старикашка! На кого ты орешь? Сам ты мразь! Понял? Понял? Понял? Я люблю его!
Огнедум окаменел. Оба «факела» замерли, чувствуя, что прямо сейчас случится нечто ужасное. Лихобор нашел руку своей подруги. Она ответила ему слабым пожатием.
Энвольтатор наконец шевельнулся, стряхивая оцепенение. Сгорбил плечи. Отошел к тахте, сел, облокотился на подушки. Задумался.
Поколение за поколением он совершенствовал объекты синтезированной жизни. Поколение за поколением выходило из пробирок и становилось в строй. Свежих гомункулусов сразу начинали перемалывать мельницы войны. Большинство погибало в первый год своего существования. Тяжелораненые, провинившиеся, больные, отбракованный материал – все это шло в субстрат, на переработку. Идеальная система. Где, где была допущена роковая ошибка?
Обладают ли гомункулусы индивидуальным сознанием – или же им, скорее, присущ коллективный разум? Иными словами, до какой степени каждый из объектов синтезированной жизни может считаться личностью? Изучение этой проблемы удручающе далеко от завершения.
– Подай-ка мне тетрадь и карандаш, – сипло велел Огнедум Лихобору.
«Факел», ошеломленный, повиновался. Снял с полки затрепанную тетрадь с простой бумажной обложкой, на которой было выведено: «Журнал субстрагирования. Попутные раздумья». Привязанный ниткой карандаш болтался на корешке.
Огнедум быстро пробежал глазами записи последних месяцев. «Однорукий… На правой руке семь пальцев… Ранение в голову… Явно выраженный идиотизм… Задет позвоночник… Странные высказывания (что тени – бывшие люди)… Обоеполость… Дополнительная пара реликтовых глаз… Ранение в живот (бранил кого-то «продажной шкурой» – адресат не выяснен)…» Все эти субъекты – никаких сомнений! – подлежали субстрагированию.
Случаи врожденных уродств стойко держались в границах приблизительно восьми процентов от общего количества произведенных объектов синтезированной жизни. А вот случаи так называемых моральных отклонений заметно возросли по сравнению с тем же периодом истекшего года… Интересно, кого же он все-таки называл «продажной шкурой»? Теперь уж и не спросишь… Да.
Огнедум торопливо вписал на чистой странице: «Во избежание закрепления нежелательных морально-нравственных мутаций следует разделить субстрат на два чана – для чистых и нечистых. В субстрате «для чистых» следует (с воинскими почестями) растворять раненых и погибших в бою за дело Огнедума. В субстрат «для нечистых» отправлять после гражданской казни все случаи морального и физического уродства. Примечание: физических уродов гражданской казни не подвергать. Контейнеры с нечистым субстратом подлежат уничтожению. По предварительным прогнозам, подобные меры должны за десять поколений снизить уровень отбраковки до 0,5 процента».
Он поставил дату, отложил карандаш и поднял глаза на «факелов». Те по-прежнему держались за руки. Надо допросить их, прежде чем они отправятся в небытие по новой системе. (Но как можно было даже предположить?!.)
– Итак, дети мои, – милостиво начал Огнедум, – вы обменялись некими запрещенными клятвами взаимной верности и тем самым нарушили присягу, которую давали мне…
– Мы не нарушали присягу, – сказал Лихобор хмуро.
– Объясни. Видишь – я готов выслушать.
– Клятва, которую я дал Лютояре, – совсем иного рода. Вам я повинуюсь до субстрата, а ее люблю… до самой смерти.
Огнедум пожевал губами в бороде.
– А скажи мне, болван, – тут энвольтатор подался вперед и впился мервящим взглядом в «факела», – кто научил тебя всей этой ерунде?
Лихобор сжал зубы. Вместо него ответила Лютояра:
– Нас никто не учил этому, властитель. Это родилось само.
Лихобор бросил на свою подругу отчаянный взгляд.
– Само зародилось? – переспросил Огнедум. – Где?
– Внутри нас, властитель! – отчеканила Лютояра.