– Опиши, – потребовал Огнедум. – В деталях и подробностях.
– Где-то повыше живота, властитель, делается щекотно, а потом вдруг становится тепло. Это называется «чувствовать любовь». Полагаю, так, властитель.
– В каких случаях вы это ощущаете? – не отставал Огнедум.
Лютояра отрапортовала:
– При мысли об объекте любовного томления сия щекотка возникает, при его приближении она усиливается приблизительно в три, иногда в четыре раза; при физическом контакте возникает тепло.
«И речь заметно усложнилась, и эмоции появились новые, – смятенно подумал энвольтатор. – Проглядел! Немедленно уничтожить!»
А вслух он произнес:
– Скажите пожалуйста! И что, часто ли ты о нем думаешь?
– Почти всегда, – призналась Лютояра.
– И на посту? – продолжал выпытывать Огнедум.
– Почти всегда, властитель! – повторила Лютояра.
– А случись бой?
– Мы бились бы плечом к плечу, – сказал Лихобор.
– А знаешь что, умник из пробирки, – язвительно проговорил Огнедум, ерзая среди скользких и холодных шелковых подушек, – что твои попытки выгородить его просто смехотворны? Да я тебя насквозь вижу!
– Кого, властитель? – тихо спросил «факел». – Кого я пытаюсь выгородить?
– Того! Того, кто растолковал вам, дурачки, что именно вы испытываете! Без него вы бы всю эту «щекотку» объяснили несварением желудка и самое долгое через месяц забыли бы о ней и думать.
– Мы не понимаем вас, властитель, – сказала Лютояра.
– Да? Ух, какие мы скрытные… Ольгерд! – выпалил Огнедум. – Говори, ты, уродка! Трепалась с тенью? С этой мышью, что под троном скребется, – с ним секретничала?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, властитель, – повторила Лютояра. – Ни одна тень не может ничему научить «факела». Тени только повторяют то, что слышат. А ничего лестного для себя от нас они не слышат.
Огнедум сверлил ее глазами, но женщина вытянулась по-уставному, выставила вперед подбородок и оловянно вперилась в пустоту.
…Конечно, это был Ольгерд. Среди «факелов» о бывшем короле ходили самые разные слухи. Например, что он превратился в ветошку, которой гомункулус-уборщик из разжалованных унтеров раз в неделю моет полы в тронном зале. Или что он липнет полупрозрачным телом к зеркалам и корчит оттуда отвратительные рожи.
Лютояра и Лихобор были побратимами. Их колбы стояли рядом. И потом, уже на тренировках, они всегда были вместе. Плечом к плечу. Старослужащие советовали непременно обменяться каплями крови из левой руки. Мол, для боевого братства. Все боевые «факела» это делают. И Лихобор с Лютоярой так поступили. И дали обычную в таких случаях клятву – «стоять за брата от субстрата и до субстрата».
Они были на хорошем счету. Их посылали в самые ответственные наряды. Раз они удостоились высокой чести стоять на часах у входа в тронный зал. Тогда-то все и случилось.
В тот день, пользуясь отсутствием Огнедума, тень короля выбралась из темного угла за троном и осторожно направилась к дверям. Остановилась, прислушиваясь.
– Скребется, – сказала Лютояра побратиму.
– Нас это не касается, – отозвался «факел».
– Любопытно же, – проговорила Лютояра.
– А мне – нет, – молвил Лихобор.
– Врешь, побратим мой дорогой! – И Лютояра засмеялась.
Перед этим смехом не мог устоять Лихобор – и чуть приоткрыл створки дверей тронного зала. Оба затаились: что будет?
Поначалу ничего не было. Потом в щель проскользнуло что-то невзрачное, блеклое.
– А ну, стой! – прикрикнул Лихобор.
Тень замерла. А Лютояра опять засмеялась.
– Подойди сюда, – позвал Лихобор.
Робея, тень приблизилась к «факелам».
– Так ты и есть бывший Ольгерд? – спросил Лихобор.
– Бывший… Ольгерд… – прошептала тень.
– Утри лицо! – приказала Лютояра. – Смотреть на тебя противно! Разве так можно? Весь грязный!
– Противно… грязный… – согласился король, тщетно водя руками по ускользающему лицу.
– Стой-ка. – Лютояра вынула из рукава свой идеально чистый платок и осторожно стерла со лба и щек Ольгерда старую грязь. В тех местах, где ей удалось оттереть налипшее за двести лет, вдруг засияло лицо – полупрозрачное, светлое, как хрусталь. Оба «факела» разом присвистнули.
Ольгерд следил за ними тревожно. За долгие годы бесславия свергнутый король не раз имел случай убедиться в том, что с «факелами» шутки чрезвычайно плохи.
– Скажи, Ольгерд, это правда, что тобой моют полы? – спросила Лютояра. – Ходят, знаешь, такие слухи… Ты только скажи, может быть, мы поможем – подадим рапорт с ходатайством о прекращении…
Ценой невероятных усилий тень короля сумела выговорить:
– Неправда…
И, матово побелев лицом, которое только что лучились прозрачностью, король начал оседать на пол.
«Факела» обменялись быстрыми взглядами. Лихобор молча поставил бывшего короля на ноги. А тот вдруг задергал всем лицом, перекосив губы в мучительной судороге. Лихобору стало противно, и он поскорее выпустил тень. Ольгерд быстро исчез за дверью.
Перед сном, уже в казарме, Лютояра сказала своему побратиму:
– По-моему, он хотел улыбнуться.
– Какой-то он гадкий, – сказал Лихобор. – На ощупь верткий и горячий, как цыпленок.
– Это не его вина, – заметила Лютояра.
Она обняла побратима, и оба безмятежно заснули.
А тень короля всю ночь кружила по прежним своим покоям. Да, конечно, ничего нового не существует для бедной тени – но в том-то и дело, что сегодня Ольгерд увидел нечто старое, совсем старое, то, с чего начался мир. Он увидел любовь. Впервые за долгие годы свергнутый король не ощущал мертвящего холода. Тревожно и радостно делалось. Как будто заслышал вдали пение боевых рогов: едет подмога, скачет, спешит – уже близко! рати, знамена, пики!..
Было крепко за полночь, когда Огнедума наконец сморил сон. Энвольтатор заснул у себя в лаборатории, завершив последний на сегодня опыт. Король выбрался из тронного зала. Зашуршал по ступеням, поднимаясь на третий этаж. Пусто было на широкой парадной лестнице, а ведь, бывало, по ночам непременно за какой-нибудь вазой целовались – и это самое малое.
Тяжелая дверь библиотеки была приоткрыта, так что оставалась только узенькая щель. Конечно, королю, бессильному и почти развоплощенному, нечего было и мечтать, чтобы отворить эту дверь, однако он мог просочиться в щель, уподобляясь полоске лунного света. Так он и поступил.
В библиотеке было темно и пыльно, как и везде в замке. Ольгерд остановился посреди просторного читального зала. Огнедум не пользовался библиотекой прежних королей, у него имелась своя – десяток тонких книжек, разбросанных по лаборатории. А здесь все оставалось по-прежнему: кресла с высокими спинками, курительные трубки на столиках, изящные томики на полках.