— О нем спрашивали те люди, которые сейчас лежат убитые возле твоей лавки?
Торговец пряностями дернул углом рта.
— Как вы сами думаете, господин, спрашивали они меня о том сеньоре или нет?
— Что же ты им сказал?
— То же, что и вам, мой господин. Что он входил ко мне, покупал фиги и всегда был добр и приветлив.
— Там был нищий с плошкой… Это ведь плошка из твоей лавки, не так ли?
— Наверное, господин. Они купили у меня фиги вместе с плошкой.
— Ты помнишь их имена?
Лавочник медленно покачал головой.
Третий нож свистнул в воздухе, но неудачно — угодил в полку, на которой стояли фаянсовые бутыли, и разбил одну из них.
Лавочник прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
— Я — коннетабль Королевства, — сказал Эмерик. — Если понадобится, я прикажу пытать тебя. Лучше поговорим как два старых приятеля, у которых нет тайн друг от друга. Почему ты не хочешь назвать мне их имена?
— Они заплатили мне, господин.
— Они мертвы, — заметил Эмерик.
— Только двое, — прошептал лавочник. — Третий непременно вернется.
— Боже правый, что мне делать! — Эмерик спрыгнул со скамьи и приблизился к хозяину, наступив по пути на несколько рассыпанных мешочков. В одном из них хрустнуло. Резко запахло корицей.
Коннетабль выдернул из стены два ножа и освободил лавочника.
— Они не упоминали при тебе имен знатных сеньоров? — спросил Эмерик, глядя лавочнику прямо в глаза.
Тот моргал, ежился, но молчал. Потом прошептал:
— Клянусь вам спасением моей души, господин, никаких имен они не называли. Только раз один другого назвал «Жан».
— Жан, — повторил Эмерик. — Да, его так звали. Будь здоров. Хоронить их будешь ты. За свой счет, понял?
Лавочник втянул голову в плечи.
Эмерик заглянул на полку, пошарил среди фаянсовых обломков, забрал третий нож. Затем глянул на торговца пряностями — почти весело:
— Если сюда заглянет сеньор Ги, не рассказывай ему ни о чем, ладно? И не вздумай просить у него денег!
* * *
Изабелла объявила старшей сестре:
— Мой жених знатнее вашего, сестрица!
Сибилла взяла девочку за обе руки, притянула к себе.
— Вы счастливы? — допытывалась Изабелла, отбиваясь от ласки. — Расскажите! Каково это — любить мужчину? Что делал с вами ваш первый муж?
Сибилла положила палец на губы сестры.
— Молчите… Как вы можете спрашивать о таком, Изабелла?
— А кого мне спросить? Матушку? Она далеко, у нее теперь собственный муж.
Сибилла отвела глаза. Она не любила свою мачеху, Марию Комнину. К счастью, та редко бывала в цитадели и жила со своим теперешним мужем, Бальяном, в Ибелине.
Изабелла надула губы и посмотрела на сестру с победоносным видом.
— Давайте, выкладывайте. Как это бывает? — настойчиво повторила она.
— Скоро сюда прибудет господин Онфруа, — мягко произнесла Сибилла, — почему бы вам не спросить у него?
— Что я спрошу? — удивилась Изабелла. — Прямо вот так подойду и спрошу: «Что вы намерены делать со мной, господин Онфруа?»
— Интересно, что он ответит, — пробормотала Сибилла. Она представила себе этого юношу, молитвенника и постника, тихого, послушного, скромного. Рыцарь и святой плохо соединяются в единой личности, подумала Сибилла.
— Хорошо, — с угрозой вымолвила Изабелла. — Я спрошу у моего будущего мужа.
Сибилла попробовала поднять ее, как делала совсем недавно, когда Изабелле было шесть лет. Сейчас сестра ощутимо выросла, Сибилле не удалось оторвать ее от земли.
— Пустите! — фыркнула Изабелла. — Я теперь такая же замужняя дама, как и вы!
— Помолвленная, — поправила Сибилла, чуть краснея.
— Вы влюблены, — сказала Изабелла с удивлением и легкой завистью. Она вздохнула. — Об этом все говорят. Влюблены. Принцесса, наследница Иерусалима, влюблена в какого-то Лузиньяна… В пятого сына… В дурачка, который только и умеет, что хлопать ресницами и глупо улыбаться… Что в нем такого?
— Он — мой, — сказала Сибилла и сжала губы. — Ясно вам?
— Не совсем… Не сердитесь, сестра, я не со зла… Я от зависти, — призналась она. Малиновый румянец вспыхнул на ее крепких щеках, и одновременно с тем загорелись зеленью глаза.
Изабелла вырастет красавицей, подумала Сибилла. Насколько нехороша ее мать, Мария, с ее резкими, слишком греческими чертами лица, настолько прелестна Изабелла. Хорошо бы от нее рождались только дочери. Мальчики, мужчины не должны быть такими красавчиками.
— Вы напрасно не верите, что вас полюбят так же крепко и нежно, как меня, — сказала Сибилла.
— Вы заносчивая и злая женщина, — отрезала Изабелла. — Вот что я думаю о вас!
Она вырвалась из объятий сестры и убежала.
Сибилла посмотрела ей вслед. Изабелла завидовала. Изабелла хотела бы влюбиться. Иногда младшей сестре нравилось, что за нею шутливо ухаживает коннетабль Эмерик, объявивший ее своей Дамой. Разумеется, Эмерик не сочиняет стихов, но знает на память с десяток чужих и умеет вовремя прочитать несколько строчек. Эмерик женат, Эмерик намного старше Изабеллы, Эмерик не слишком красив, рыжеволосый и грубоватый.
Случалось, Изабеллу страшно сердила эта игра. Сибилле тоже порой казалось, что коннетабль перегибает палку в любезничании с девочкой. А порой старшая принцесса задумывалась над тем, что заставляет Эмерика так поступать. И пару раз ей приходило на ум, что, рассуждая о своей возвышенной любви к прекрасной Изабелле, коннетабль вовсе не шутит.
А вот и Эмерик — легок на помине. Коннетабль был в обычном платье своего брата, но Сибилла этого поначалу не заметила. Она никогда не перепутала бы своего сеньора Ги с его старшим братом, потому что видела Ги не глазами, а любящим сердцем.
— Превосходно, дама, — сказал ей Эмерик, не утруждая себя приветствием, — сперва ваша сестра шарахается от меня и обзывает разными нелестными именами, а теперь вы смотрите на меня, словно я обокрал собственного родича и, забравшись в его шкуру, вознамерился утащить и его невесту!
— Это была шутка? — холодно осведомилась Сибилла.
— Я понимаю, что вы не рады видеть меня, — продолжал Эмерик уже серьезнее, — но мне нужна помощь. Я не хочу, чтобы моя супруга или брат видели это.
— Что?
— Одежда порвана, на теле, должно быть, здоровенный синяк… — начал перечислять Эмерик.
— Кстати, почему на вас это платье? — спохватилась Сибилла.
— Потому что… — Эмерик посмотрел ей в глаза без улыбки и тихо вздохнул. — Вашего жениха хотят убить, госпожа.