— Рассказывайте! Разве муж не присылает вам писем с голубями?
Болдуин неожиданно вспомнил то, перехваченное, письмо, которое несла голубка из голубятни Раймона Триполитанского. «Змееныш». Змееныш, готовый ужалить в самое сердце Королевства.
«Вздор! — прошептал король. — Он потомок Карла Великого, а змеиная кровь делает его мудрым и неуязвимым».
И решительно отбросил негодную мысль, точно тряпку.
— Я снова в тягости, — объявила Сибилла.
— Снова девочка?
— Ах, брат, когда я носила своего первенца, все было иначе! — сказала она с вызовом и вдруг заплакала.
Болдуин слушал ее плач удивленно.
— Разве вы не счастливы?
Она затаила дыхание. По тому, с каким напряжением брат ждал ее ответа, она вдруг поняла, что вопрос вызван чем-то гораздо более важным, нежели добрые чувства.
— Да, — сказала она.
— Ну так что там, на севере? — повторил король.
— Там — мой муж и возлюбленный, — сказала Сибилла. — Я больше ничего не знаю.
— Там все плохо, — захрипел король. — Я сижу здесь, как душа, привязанная к мертвому телу кровавой пуповиной, и не могу быть там, чтобы исправить все его ошибки…
— Государь, уверены ли вы в том, что он совершает ошибки?
Болдуин несколько раз прохрипел, как будто выталкивая из горла тяжелые комки воздуха, а потом вдруг засмеялся. Он смеялся тихо и сипло, сотрясаясь всем телом.
Сибилла отошла чуть подальше. Теперь, когда ее глаза привыкли к темноте, она ясно различала эту закутанную в полотна фигуру, спеленутую с такой бережностью и любовью, словно это был младенец. Там, под своими покрывалами, он содрогался и хрипел.
— Знаете ли, дорогая сестра, — прозвучал голос, как показалось Сибилле, чуть издевательски, — все умирающие считают, будто без них жизнь остановится. До самой смерти они продолжают указывать родным — что им делать, чего им не делать, — боясь последствий своего ухода. Но как отвратить эти последствия? Я не капризен, как думают некоторые из моих приближенных, — я уверен, что после моей смерти Королевство погибнет. И я обречен сидеть здесь и ждать, пока оно приблизится к самому краю… Так чем занят ваш муж там, на севере?
— Я не знаю, мой господин, — в третий раз сказала Сибилла. И взмолилась: — Отпустите меня!
— Ступайте, — тотчас разрешил он.
Она выбежала. Он слушал ее быстрые, легкие шаги и искал в своей душе силы, чтобы благословить ее.
Эта кампания против Саладина была первой, в которой он не участвовал. Болдуин знал, как заставить хитрого курда отступать. Он рассказывал об этом своему деверю, своему регенту — Ги, когда тот отправлялся в Самарию.
— Доблесть будет не в том, чтобы попасть в их ловушку и погибнуть, — шептал король. — Заставь их уйти.
Болдуин называл замки, где лучше брать продовольствие; он перечислял все ручьи, которые могут встретиться в Самарии, и все источники; он рассказывал о каждом камне, за которым хорошо укрываться от вражеских стрел, о каждом поле, каковое надлежит, по возможности, не вытоптать. Он вспоминал всякую тропку и всякий пучок травы, и все говорил и говорил, вещая из глубин своей слепоты и своих одеяний, точно из склепа, и все еще продолжал говорить, хотя Ги давно ушел. Картины, одна ярче другой, вставали, сменяясь, перед его мысленным взором. В своих воспоминаниях он видел все эти долины со смыкающимися над головой отвесными скалами, и крохотные сверкающие ручейки, и таинственные источники вод, кудрявые в своей глубине, и каждый завиток коры, свисающий со ствола знакомого дерева, был виден ему так, словно он снова широко распахнул зоркие очи навстречу великолепному миру, где предстоит воевать и любоваться спинами удирающих врагов.
Когда орденский брат, отлучившийся на время разговора короля с его регентом, наконец вернулся, король метался по комнате и шарил в воздухе руками.
— Господин мой! — закричал орденский брат.
Король замер, растопырив пальцы возле своей головы.
— Что тебе? — спросил он грубо.
— Что вы делаете, господин мой?
— Ищу оружие!
— Нет! — сказал орденский брат, решительно подходя к больному.
— Пустите! — шепнул король. — Не то я перережу себе горло.
— Простите меня, мой господин, но я не верю, что вы сделаете это.
— Где мои вещи? — сипел король. — Где мой меч? Где кольчуга? Вы ведь не отдали их?
— Мой господин, их давно нет.
— Глупости! — хрипло каркнул Болдуин и начал кашлять, но не перестал говорить: — Меня должны похоронить с мечом, так что его не могли выбросить! Я хочу…
Он не закончил фразы. Галилея раскинулась вдруг перед ним — невыразимо прекрасная, желанная, в уборе из цветов, и та незнакомая девушка, которая просидела с ним всю ночь, еще не видя его лица и не зная, кто он, — все они снова пришли к нему, словно он не ослеп и мог в любое мгновение их увидеть.
— Государь, вы не можете участвовать в этом сражении. Доверьтесь тому, кому доверили свою сестру и свое Королевство.
— Как ваше имя, брат? — спросил Болдуин. Он задавал этот вопрос каждый день.
Орденский брат ответил королю — как отвечал каждый день:
— Брат Ренье.
— Я ненавижу вас, брат Ренье. Будьте вы прокляты.
Брат Ренье заплакал, но король не узнал об этом, потому что голос, который сказал ему: «Мне придется привязать вас, мой господин», — звучал совсем ровно.
— Очень хорошо! — сказал король. — Привязывайте! Привязывайте, как это сделали в прошлом году, когда тащили меня на носилках до самой Босры! Я хочу вспомнить, как это было. Я хочу снова это почувствовать. Мы дошли тогда почти до Дамаска! Помните? Или вас не было с нами? А, конечно, не было! Вы сидели в Иерусалиме, нянчились с умирающими, вроде меня, да? А я тогда не был умирающим! Я видел, как горит Бейтджин! Саладин ушел от Мосула, потому что я заставил его уйти! А теперь какой-то брат Ренье велит мне сидеть дома и грозится связать… Очень хорошо, брат Ренье, делайте свое дело…
Брат Ренье взял его за руку и увел во двор. Там пели птицы и чудесно пахли белые и розовые цветы.
* * *
Саладин, конечно, вернулся — ровно через год после того, как позволил Болдуину в последний раз насладиться видом его убегающей армии. Он навалился на север Самарии, заняв там три замка и город Бейсан.
Ги с большой армией шел ему навстречу, и земля, которую так подробно, с такой жадной любовью описывал ему умирающий король, встречала его как давнего знакомца. Лузиньяну казалось, что он бывал здесь уже много раз, он узнавал все те ручьи и камни, удобные для устройства засад, все те тропинки, ведущие к потаенному звериному водопою, все те курчавые источники и даже сочные пучки травы, о которых рассказывал Болдуин. И при каждой новой встрече Ги мысленно благословлял короля.