Растолкав играющих и танцующих, Еххем Ерхой вырос перед Бугго и постучал ее пальцем по плечу.
Бугго обернулась, смахнула с лица прядь.
– Привет, – сказала она равнодушно.
– Это ты – Бугго Анео?
– Всегда рада встретить земляка, – откликнулась она. – Да, это я.
Он наклонил голову и приблизил губы прямо к ее уху.
– Слушай ты, белобрысая стерва, – прошипел Еххем Ерхой, – ты еще горько пожалеешь о том, что перехватила мой фрахт…
У Бугго дрогнули губы. Хугебурка видел, что она обижена. Не испугана – о, нет, не так-то просто напугать капитана Анео! – а вот разобижена просто вдребезги. «Еще бы, – подумал он, – еще бы ей не обидеться: кто-то посмел не влюбиться в нее! Да и то, каким же дураком надо быть, чтобы в нее не влюбиться!»
Старший офицер «Ласточки» еще раз посмотрел на Ерхоя и счел его полным неудачником.
Ерхой повернулся и уверенно зашагал к выходу из бара. Бугго уставилась в одну точку, больше не интересуясь происходящим вокруг, и слезы дрожали на ее густых, завивающихся ресницах.
Хугебурка встал, приблизился к ней, взял под локоть. Она сделала несколько яростных попыток вырваться, но он неумолимо потащил ее прочь. Несколько раз ей удавалось наступить ему на ногу, но к подобным выходкам Хугебурка давно привык и даже иногда успевал уворачиваться.
– Пустите! – крикнула Бугго своему старшему офицеру, когда они уже выбрались на улицу. – Пустите! Ненавижу вас! Что вы всё вокруг меня скачете?
– Просто я, как всякая старая дева, беспокоюсь за поведение молодых девиц, – ответил Хугебурка, выпуская капитана. – Когда молодые девицы становятся слишком развязными, их ведут домой, умывают и дают им в руки душеполезную книжку. К тому же, полагаю, завтра нам следует заканчивать погрузку и отбывать без промедления.
Бугго оскалила зубы.
– По-вашему, я все-таки должна бояться эту… эту тушу мужского мяса?
– Боже, какое блистательное оскорбление! Жаль, что в баре вы не были столь остроумны. Да, госпожа Анео, полагаю, именно так. Надо бояться. Но – бояться разумно, с ясным взором и холодным сердцем.
– И желательно в компании хорошей фазерной пушки, – добавила Бугго, остывая. Она вздохнула. – Ладно, идем.
– Вот и умница, – пробормотал Хугебурка. – Обожаю, когда вы такая.
Бугго покосилась на него с ехидством, которого Хугебурка совершенно не заслужил:
– А вообще?
Хугебурка протяжно, со стоном перевел дух.
– И вообще обожаю, – отозвался он. – Идемте же, наконец, домой! На сегодня, по-моему, хватит.
* * *
«Ласточка» находилась в пути уже два дня, когда на приборах слежения появился новый объект.
Хугебурка явился к капитану в каюту и сказал, глядя в обложку дешевой планшетки – белый, захватанный пальцами пластик с аляповатыми буквами на корпусе: «Семьсот страшных любовных историй. Лучшие авторы пугают, развлекают вас – и вышибают из вас слезу!»:
– Право, неловко беспокоить вас такими пустяками, госпожа Анео, однако приборы слежения показывают появление нового объекта.
Планшетка чуть сдвинулась, и рядом со словом «слезу!» появился немигающий глаз Бугго.
– Возможно, наш сканер – такой же параноик, как и вы, господин Хугебурка. Говорят, приборы частенько заражаются от людей разными психическими расстройствами, так что по свойствам приборной доски легко судить о характере старшего штурмана…
– Как вы правы, госпожа Анео! – подхватил Хугебурка, но с таким фальшивым энтузиазмом, что планшетка сдвинулась еще немного вбок, и теперь оба светлых капитанских глаза недовольно сверлили помощника. – Как вы правы! Вот у нас на «Стремлении», к примеру, был один штурман – он носил, вообразите, здоровенный перстень и при том имел гнусную привычку разговаривать с собой во время корректировки курса. «Ах, мы отклонились на сотую градуса? Непоря-адочек!» И – хрясь кулаком о панель! «Ах, тут у нас граница нечетко обозначена? Это еще что? Ну, шалишь!» И снова – бум начальственной ручкой о панель! Так что вся панель была совершенно исцарапана…
– Кажется, господин Хугебурка, я запретила вам вспоминать о «Стремлении», – строго проговорила Бугго, опуская планшетку и усаживаясь на койке. Она видела, что старший офицер не на шутку встревожен. – Мне что, вывесить приказ в письменном виде?
Хугебурка отмолчался.
Бугго сказала:
– А что эхолот?
Ручной прибор наружного сканирования, который старые космоволки обычно называли эхолотом, на «Ласточке» имелся. Одно время его на борту не было, но Хугебурка настоял на восстановлении этого прибора. И прибор был куплен и подключен. Хугебурка уверял, что это – совершенно необходимая предосторожность. «Будь мы на военном флоте – тогда, естественно, обошлись бы и без него, – уговаривал он капитана, поскольку Бугго по обыкновению вцепилась в кошелек бледными пальцами и долго не хотела их разжимать. – Вояки специально обучаются этому в Академии – рисковать попусту и совершать бессмысленные героизмы. А мы – мирные торговцы. Нам лучше дублировать важные приборы. Пусть будет. Жалко вам, что ли?» И Бугго сдалась, хотя ей действительно было жалко.
– Дополнительная ручная проверка с помощью эхолота полностью подтверждает показания автоматического сканера, – холодно произнес Хугебурка. – За нами кто-то гонится.
– Предположения? – Бугго чуть сморщила нос.
– Практически уверенность, госпожа Анео. Это тот самый тип, который толкнул вас в баре.
– Какое точное определение! – сказала Бугго. – От человека, который толкнул женщину в баре, можно ожидать любой подлости, не так ли?
– Даже пиратского нападения, госпожа Анео.
Бугго со вздохом принялась обуваться.
– Идемте в рубку. Я хочу все увидеть собственными глазами.
– Смотреть особенно не на что. Просто точка на экране.
– Далеко?
– Довольно далеко. И что самое любопытное – она не приближается, но и не удаляется.
Бугго покусала губу.
– Полагаете, он намерен преследовать нас достаточно долго, чтобы выйти за границы патрулируемого участка – и уже там, вдали от посторонних глаз, совершить нападение?
– А у вас имеются другие гипотезы?
Бугго неожиданно рассердилась:
– Какой вы сегодня ядовитый! Что вам за охота меня дразнить?
Хугебурка сразу сменил тон и устало проговорил:
– Да я и сам не знаю… Идемте, в самом деле, вместе посмотрим, что там и как.
И они направились в рубку.
Все обстояло в точности так, как описывал старший офицер. Оба прибора дружно демонстрировали одну и ту же точку, неприятную и настырную, точно муха на чисто вымытом стекле. Точка держалась в одних и тех же координатах.