Все права на постановку этой пьесы принадлежат Samuel French, Inc., 25 West 45th Street, New York, New York, 10036.
Афины. Около середины первого века до н. э. Посреди громадного пустого амфитеатра – два растерянных грека, актер и автор; они чем-то расстроены и озадачены. Эти роли следует поручить матерым эстрадным комикам.
Актер. Ничего. Совсем ничего.
Автор. В каком смысле?
Актер. Никакого смысла. Многоточие.
Автор. В финале.
Актер. Ну да. О чем мы говорим? Мы же говорим о финале.
Автор. Мы каждый раз говорим о финале.
Актер. Потому что он не оставляет надежды.
Автор. Ну, я допускаю, что он не вполне убедителен.
Актер. Неубедителен? Он неправдоподобен! А штука в том, что пьесу надо сочинять с конца. Делаешь сильный финал и потом идешь к началу.
Автор. Пробовал. Получилась пьеса без начала.
Актер. Ну, это уже абсурд.
Автор. Абсурд? Что значит абсурд?
Актер. Всякая пьеса должна иметь начало, середину и конец.
Автор. Почему?
Актер. Потому что в природе все имеет начало, середину и конец.
Автор. Да? А круг?
Актер. (задумавшись) Ну… Да, у круга нет начала, середины, нет и конца – но и ничего веселого в нем тоже нет.
Автор. Диабетий, думай о финале. У нас через три дня премьера.
Актер. При чем тут я? Я в этом позорище светиться не собираюсь, у меня есть кое-какая актерская репутация, свои поклонники. Мой зритель надеется, что я выберу достойный драматургический материал.
Автор. Осмелюсь напомнить, что ты нищий, голодный, безработный паяц, которому я великодушно позволил участвовать в моей пьесе, чтобы как-то помочь вернуться на сцену.
Актер. Голодный, правда… Безработный?.. Пожалуй. Мечтаю ли я вернуться на сцену? Возможно. Но пьяница?
Автор. Я не говорил, что ты пьяница.
Актер. Не говорил. Но ведь я еще и пьяница.
Автор. (в порыве внезапного вдохновения). А если так: ты обезумел, ты выхватываешь из-под тоги кинжал и размахиваешь, размахиваешь – покуда не выколешь себе глаз?
Актер. Да, вот это сильно. Ты уже ел?
Автор. А чем плохо?
Актер. Слишком мрачно. Зритель может не выдержать. Его сразу потянет…
Автор. Да-да, я знаю.
Актер. Пошикать. Так это почему-то называется: шикать.
Автор. Но ведь так хочется победить на фестивале! Один раз – и все! Я должен хотя бы одну награду получить при жизни. И не думай, что мне нужен их бесплатный кувшин нектара. Признание, почет, черт побери!
Актер. (вдруг, с вдохновением). А если царь просто переменит решение? Возьмет и переменит, а? Ну-ка, ну-ка…
Автор. Царь? Ни за что.
Актер. А может, его переубедит царица?
Автор. Исключено. Она сволочь та еще.
Актер. А если троянская армия сложит оружие?
Автор. Троянцы стоят насмерть.
Актер. Даже если Агамемнон нарушит обет?
Автор. Это не в его правилах.
Актер. Ну, а если я внезапно вскину руки и стану в выразительную позу?
Автор. Это не в логике характера. Пойми, ты трус, жалкий подлый раб с интеллектом червя, – почему, думаешь, я тебе отдал эту роль?
Актер. Я уже предложил шесть финалов!
Автор. Один другого нелепее.
Актер. Да это пьеса у тебя нелепая.
Автор. Разумные существа так себя не ведут. Это противоречит самой их природе.
Актер. При чем тут природа? Мы застряли на никудышном финале.
Автор. Поскольку человек – существо разумное, я как драматург не могу допустить, чтобы герой делал на сцене то, чего не совершил бы в настоящей жизни.
Актер. Только не забывай, что в настоящей жизни нас не существует.
Автор. В каком смысле?
Актер. Ты вообще в курсе, что мы с тобой – персонажи спектакля, который сейчас идет в каком-то бродвейском театре? Ну-ну, не закипай, это не я сочинил.
Автор. Мы – персонажи спектакля, и вскоре увидим спектакль по моей пьесе, который, таким образом, является спектаклем в спектакле, – а они все смотрят на нас.
Актер. Да. Это чистая метафизика вообще, да?
Автор. Не то чтобы метафизика. Это полный бред.
Актер. А ты бы больше хотел быть на их месте?
Автор. (глядя в зал) Не дай бог. Ты посмотри на них.
Актер. Ну так и не будем обращать внимания.
Автор. (задумчиво) А они раскошелились на билеты.
Актер. Гепатитий! Слышишь?
Автор. Да-да. Нужно решать с финалом.
Актер. У тебя каждый раз нужно решать с финалом.
Автор. (неожиданно – к зрителям). Ребята, может, есть предложения?
Актер. Не впутывай зрителей! Ну надо мне было про них заговорить!
Автор. Все-таки странно, правда? Мы с тобой древние греки, живем себе в Афинах, собираемся на спектакль по моей пьесе, я ее сочинил, а ты будешь играть. А они – из Квинса или еще из какой-нибудь дыры, сидят и смотрят на нас в спектакле, который тоже кто-то сочинил. Но что, если и сами они – персонажи спектакля? Или если вообще ничего не существует, а все мы кому-то снимся? Или, что еще ужаснее, существует только вон тот, толстый, в третьем ряду?
Актер. Подожди. Давай допустим, что мир устроен неразумно и люди созданы не по общему образцу. Тогда мы имеем полное право делать любой финал и не зависеть от каких-то пошлых представлений. Следишь?
Автор. Нет, конечно. (Зрителям.) Вы следите? Актер. Ходит обедать к Сарди.
Актер. Тогда у персонажей пьесы не должно быть раз навсегда установленных черт и каждый может сам определять свой характер. Скажем, я не обязан изображать раба только потому, что ты так написал. Я могу взять и стать героем.
Автор. Но тогда нет пьесы.
Актер. Нет пьесы? Ладно. Я у Сарди.
Автор. Диабетий, то, что ты предлагаешь, ведет к хаосу!