— Их работа, — кивнула Мэдди.

— Работа?

— Каждый из тех, у кого не обнаруживались микротравмы мозга, работал в определенной сфере деятельности, — объяснил Эз. — Пожарные, надзиратели, врачи, политики и все, кто трудился в Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам. У всех представителей этих профессий никаких микротравм не было, а у всех остальных похорошевших людей — были.

— Значит, у вас их тоже не оказалось?

Эз кивнул.

— Мы проверили себя, и результаты оказались отрицательными.

— Иначе мы бы тут не сидели, — негромко добавила Мэдди.

— Что вы имеете в виду?

Тут слово взял Дэвид.

— Эти микротравмы — не случайность, Тэлли. Они — составная часть операции, как придание правильной формы черепу, как снятие кожи. Это часть того, как красота тебя изменяет.

— Но вы же говорите, что такие травмы — не у всех.

Мэдди кивнула.

— У некоторых похорошевших людей травмы исчезают или их намеренно лечат. Это те люди, профессия которых требует быстрой реакции — как работа врача «скорой помощи» или тушение пожаров. Люди, имеющие дело с конфликтами и с опасностью.

— Люди, сталкивающиеся с необходимостью делать выбор, — добавил Дэвид.

Тэлли медленно выдохнула, вспомнив кое-какие подробности своего пути.

— А рейнджеры?

Эз понимающе кивнул.

— У меня в базе данных, кажется, было несколько рейнджеров. У всех травмы отсутствовали.

Тэлли помнила, как выглядели лица рейнджеров, которые ее спасли. Их отличала незнакомая уверенность и решительность. Та же, что светилась в глазах Дэвида, но напрочь отсутствовала у новоиспеченных красоток и красавцев, над которыми всегда потешались они с Перисом.

Перис…

Тэлли сглотнула сжавший горло горький ком. Она попыталась вспомнить, как вел себя Перис, когда она ворвалась на бал в особняк Гарбо.

Она тогда так стыдилась собственного лица, что вспомнить что-то особенное о Перисе ей теперь было трудно. Он выглядел настолько иначе, казался более взрослым, более зрелым.

Но почему-то то, что раньше связывало их, исчезло, испарилось… Перис словно бы стал другим человеком. Только ли потому, что после его операции они стали жить в разных мирах? Или тут крылось нечто большее? Тэлли попыталась представить себе, что Перис оказался здесь, в Дыме, что он тоже трудится и сам себе шьет одежду. Прежний Перис, Перис-уродец только обрадовался бы такой перспективе. А Перис-красавец?

У Тэлли голова пошла кругом. Дом Эза и Мэдди будто превратился в кабину скоростного лифта, ухнувшего вниз.

— А что делают с человеком эти микротравмы? — спросила Тэлли.

— Этого мы точно не знаем, — отозвался Эз.

— Но у нас есть на этот счет кое-какие идеи, — сказал Дэвид.

— Всего лишь подозрения, — уточнила Мэдди.

Эз поджал губы и устремил взгляд на чашку с чаем.

— Этих подозрений хватило, чтобы вы убежали из города, — заключила Тэлли.

— У нас не было выбора, — объяснила Мэдди. — Вскоре после нашего открытия к нам наведались агенты из Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам. Они забрали наши данные и велели нам прекратить совать нос, куда не надо, иначе мы лишимся лицензий. Оставалось либо бежать, либо забыть обо всем, что мы обнаружили.

— А о таком не забудешь, — невесело заметил Эз.

Тэлли повернулась к Дэвиду. Он печально сидел рядом с матерью, на столе перед ним стояла нетронутая чашка чая. Родители пока сказали не все о своих подозрениях. Но Тэлли догадывалась, что Дэвид не видит причин сохранять осторожность.

— А ты как думаешь? — спросила она у него.

— Ну… Ты же все знаешь о том, как жили ржавники, да? — спросил он. — Войны, преступность, всякое такое?

— Конечно. Они были безумцами. Они чуть не уничтожили весь мир.

— И из-за этого люди решили, что лучше не строить города в глуши, посреди дикой природы, что лучше оставить ее в покое, — произнес Дэвид, словно цитируя учебник. — И теперь все счастливы, потому что все выглядят одинаково. Все красивые. Ни ржавников, ни войн. Так?

— Да. В школе нам говорили, что на самом деле все очень сложно, но, в принципе, все примерно так.

Дэвид мрачновато усмехнулся.

— Может быть, на самом деле все не так уж сложно. Может быть, войны и все прочие пакости исчезли потому, что больше не стало противоречий, несогласия, не осталось людей, требующих перемен. Только толпы улыбающихся красоток и красавчиков да считанные люди, всем заправляющие.

Тэлли вспомнила о том, как они с Перисом перебирались через реку в Нью-Красотаун и глазели на свежеиспеченных красавцев и красоток, предающихся бесконечным развлечениям. Они с Перисом всегда твердили, что они-то уж ни за что не станут такими идиотами, такими тупицами. Но когда она его увидела…

— Когда тебя делают красивым, меняешься не только внешне, — сделала свой вывод Тэлли.

— Вот именно, — подтвердил Дэвид. — Ты начинаешь иначе думать.

Тэлли сжигает мосты

Они засиделись далеко за полночь и говорили с Мэдди и Эзом об их открытиях, о том, как они бежали из города, как основали Дым. Наконец Тэлли пришлось задать вопрос, который вертелся у нее на языке с той самой минуты, когда она вошла в дом.

— Но как же вы изменились? Я в том смысле, что вы были красивыми, а теперь…

— Подурнели? — с улыбкой спросил Эз. — Это было просто. Мы с Мэдди — специалисты по физической части операции. Когда хирурги создают красивое лицо, используется особый вид «умного» пластика, чтобы придать нужную форму костям. Когда нужно юного красавца сделать взрослым или пожилым, в этот пластик делают инъекции химического катализатора, и пластик становится мягким, как глина.

— Ого… — Тэлли зябко поежилась, представив себе, как ее лицо вдруг размягчается и из него можно лепить что угодно.

— При каждодневном введении этого препарата пластик постепенно тает и растворяется в организме. Лицо человека приобретает изначальные черты. Более или менее изначальные.

Тэлли удивленно вздернула брови.

— «Более или менее»?

— Мы можем добиться только приблизительных результатов в тех местах, где кость была срезана. К тому же без хирургического вмешательства невозможно добиться значительных изменений в таких показателях, как, скажем, рост человека. У нас с Мэдди остались все некосметические преимущества операции: непортящиеся зубы, идеальное зрение, сопротивляемость к болезням. Но красоты у нас примерно столько же, сколько ее было бы без всякой операции. Черты лица легко вернуть на место — точно так же, как удаленный жирок. — Он похлопал себя по животу.