— Егор Тимофеевич? Господи, неужели все решилось? — Он шагнул к решетке, вцепился в нее обеими руками. И вновь потух его взор, когда он обнаружил, что майор милиции прячет глаза.
— Нет, Алексей, не решилось… — проворчал Егор Тимофеевич. — Тут это самое, такое дело…
— Подождите, что с Лидой?
— Да живая твоя Лида… Но знаешь, Алексей, с такими ранами и ожогами лучше бы ей не жить… — брякнул, не подумав, майор — именно то, о чем подумал. — Прости… Подожди, не вставай на дыбы. Если выживет твоя девчонка, то станет в лучшем случае комнатным растением. Причем не очень красивым. А в худшем… даже не знаю. Сам посуди, ожоги — сорок процентов кожи, включая лицо и почти всю голову. Зрение вернуть не удастся, она практически не говорит, что-то мычит — гортань обожжена полностью. Налицо нарушения в психике — то бьется в припадке, то застывает, словно мертвая. Лежит, как гусеница в коконе, прости уж, что такое говорю… — Егор Тимофеевич оторвал глаза от пола и водрузил их на арестанта, который отступил и, потрясенный, опустился на нары. По небритым щекам арестанта текли слезы.
— Почему я здесь, Егор Тимофеевич? — спросил он тихо. — Ну, бывает, ошиблись, погорячились. Но что мне можно инкриминировать? Сколько я тут сижу — могли бы и разобраться…
— Не всё так просто, Алексей, — крякнул майор. — Прости, конечно, покорно, но в доме, где был пожар, нашли нож с отпечатками твоих пальцев. Экспертиза доказала, что именно этим ножом убили депутата Холодова и его жену. Убили точно этим ножом, не сомневайся, я лично назначал и контролировал экспертизу. Твои отпечатки в базе есть — помнишь, ты залетал по молодости за драку с алтайцами из Калымшана? Это серьезно, Алексей… я имею в виду нож… — Глаза майора напряглись и стали изучать арестанта очень придирчиво. Он сам еще не понял, к чему склоняется.
— Это так серьезно, вы полагаете? — усмехнулся Алексей. — Убить несчастных Виктора Петровича и Галину Игоревну, подняться наверх, ударить Лиду, вытереть рукоятку, сунуть мне в руку нож, сжать пальцы — а очнуться так быстро я не мог, хорошо припечатали… Потом вернуться, бросить нож рядом с телами… Вам не кажется, Егор Тимофеевич, что в этом нет АБСОЛЮТНО ничего сложного? Даже тупой догадается. А потом разлить бензин, бросить спичку и уйти? Сгорю — и хрен со мной, не сгорю — с гарантией сяду.
— Не знаю, Алексей… — раздраженно скривился начальник РУВД. — В этом нет ничего сложного, но как-то надуманно, согласись?
— Какую версию предлагает следствие?
— Пузыкин развивает ненормальную активность, — поморщился Гаркун. — Заместитель мой, ну, ты его знаешь, из Горно-Алтайска навязали. Слишком активный он какой-то… Согласно этой версии, ты, Леха, принял лишнего на грудь в ресторане «Созвездие» — чему имелась масса свидетелей, еще и подрались вы с кем-то, потом ты подцепил девчонку — не будем говорить, какую, все об этом знают. Порезвился с ней до утра, а наутро Лидия Холодова вас и почикала. Решила бросить тебя, тебе это не понравилось, ты заявился вечером к ней домой, пьяный, с ножом, угрожал. Родители попытались тебя приструнить, ты их зарезал в припадке злости, побежал за Лидой на второй этаж, ударил и ее, а потом решил поджечь дом, чтобы замести следы преступления…
— А чего же я валялся там, когда меня по голове треснули?
— А ты валялся? — нахмурился майор. — Прости, Алексей, об этом никому не известно, только твои слова.
— А зачем же я тогда вытаскивал Лиду из огня? — не сдавался Алексей. — Сам обгорел, дыма надышался. Люди видели…
— Протрезвел, понял, что наделал. Ты же не желал смерти своей девушке…
— Егор Тимофеевич, вы сами-то в это верите? Хоть на какой-то мизер, хоть на долю процента — верите? Вы же нормальный человек, Егор Тимофеевич, хоть и носите эти погоны. Неужели верите продавшимся ментам, а собственной интуиции — ни в какую?
Майор милиции помрачнел окончательно. Он крупно жалел, что сюда явился, и больше всего на свете мечтал оказаться на улице. В этот момент Леха и постиг, что начальник Аргабашской милиции — пустое место. Во всяком случае, в этом деле. Человеку год до пенсии, ну не хочет он оставаться у разбитого корыта или получить крохотную «жилплощадь» на двухметровой глубине. У него семья, хозяйство. Он заговорит, усыпит свою совесть и позволит упечь невиновного парня…
— Нормальную версию будете слушать? — проворчал Алексей. — Ну, так, для общего развития. Вдруг пригодится?
— Излагай, — вздохнул майор.
Он слушал, натянув на лицо выражение неубедительного недоверия. А когда Леха закончил, скептически покачал головой:
— Не знаю, Леха, не знаю, ты и наплел… Рудницкий твоим делом интересуется, скрывать не стану, Пузыкин часто к нему на консультации бегает. Но что-то не срастается в твоей версии, Алексей. Сам подумай, зачем Рудницкому калечить Лиду — он ведь сам имел на нее виды, да и продолжает это делать, разве нет? Изуродовать девушку только ради того, чтобы подставить тебя под статью? Но для этого хватило бы и трупов их родителей.
Алексей молчал. В словах майора имелась логика. Но все случается. Наймиты Рудницкого могли переусердствовать, могли неверно понять приказ, мало ли что еще. Или старое доброе «так не доставайся же ты никому»…
— Послушай мой совет, Алексей, — грустно сказал Егор Тимофеевич. — Об этом лучше не кричать, фамилиями не швыряться. Не хочу, чтобы тебя нашли повешенным в камере. Поверь, от меня ничего не зависит. Я за тебя, но сам понимаешь… В конце концов, по полной пайку тебе не дадут, первая судимость, убийство в состоянии аффекта, вернешься, покажешь им тут кузькину мать… Ладно, пойду я. Да, чуть не забыл… — майор милиции снова как-то пристыженно закряхтел. — Тут такое дело… В общем, завтра тебя переведут в Калымшан — в тамошний изолятор, там и будет проводиться следствие… А если до суда дойдет, то привезут обратно в Аргабаш…
— Почему в Калымшан? — не понял Леха. И вдруг сообразил, аж челюсть свело. Тутошним ментам совесть не позволит его терзать. Все его знают, какими бы ни были роботами, а все равно не комильфо. А в «суровом» Калымшане управление милиции — самая что ни на есть карательная структура, добреньких и законопослушных там мало…
— И еще, — вздохнул Егор Тимофеевич. — Там твои кореша к тебе рвутся, они на улице ждут. Я разрешил им свидание с тобой — но только здесь и на пять минут. Уж на это моей власти пока хватает… — Егор Тимофеевич горько ухмыльнулся и, сгорбившись, побрел прочь.
Лучше бы он не виделся со своими друзьями! После этой встречи хотел бетон грызть, колотиться башкой о нары в истерике…
— Леха, это хрень какая-то… — У Шуры Коптелого зубы стучали от волнения. — Слушай, а это точно не ты тех двоих… ну, это самое? Я уже не знаю, что и думать…
— Да окстись, Коптелый! — дружно возопили Антон и Вовка Струве. — Ты что, Леху не знаешь?
— Да знаю я, просто так спросил… — Коптелый мотал замороченной головой. — Ну просто дичь, в башке не умещается, это до чего же менты распоясались… Погонят невиновного парня по эстафете, блин…