«Эмигрировал, блин… — с завистью перешептывались глотающие пыль зэки. — Удачно лапти сплел, ловчила».
И никто не мог припомнить, чтобы этот немногословный сиделец «щупал ноги» — то есть готовился к побегу.
По тревоге подняли роту ВВ. Посадили на грузовики, бросили по проселочным дорогам. Квадрат заблокировали — мышь не проскочит. Беглеца нашли! Он крался берегом бурной таежной речки с порогами и обрывистыми берегами. Какое-то время он убегал вдоль реки, но пространства для маневра у него практически не было. Пытался прорваться через оцепление, но его огнем отбросили прочь, а два бойца, увязавшиеся за ним, завязли в буреломе и разбили себе носы. Полукруг замыкался, он метался по крутому обрыву.
«Не стрелять! — орал офицер. — Теперь не убежит! Хватай его, соколики!»
Шансов у беглого зэка не оставалось, кроме как с обрыва в воду. Он так и сделал! Окружившие его солдаты видели, как перекосилось лицо загнанного человека, он соорудил тоскливую ухмылку — и спрыгнул вниз!
Подбежавшим воякам открылось потрясающее зрелище. Головокружительный обрыв — метров пятнадцать. Потоки воды неслись с ужасающим грохотом — по упавшим деревьям, по камням высотой с человеческий рост. Выжить в этом аду невозможно! Солдаты бросились вдоль обрыва по течению и через двести метров увидели потрясающе красивый порог. Перепад высот здесь был порядка восьми метров. Вся масса воды, несущаяся с гор, с шумом падала вниз, обтекала, шипя и пузырясь, вереницу острозубых булыжников, перегородивших русло, и уносилась дальше, в излучину…
Сомнений не было – беглец не выжил. Если он, конечно, не из стали, – а не из мяса и костей. Солдаты всматривались вниз, но нигде не засекли разбившееся о скалы тело. В этом, впрочем, не было ничего удивительного – его унесло бы за секунды, здесь такое бурное течение… Начальник колонии, получивший информацию о побеге, приказал поднять вертолет. Но осмотр с высоты не принес пользы – и в этом, кстати, не было ничего удивительного. Скорость реки была сопоставима со скоростью вертолета. Но осадок остался. Местный «кум» – начальник оперативно-следственной части колонии – прибыл к месту происшествия, угрюмо смотрел на взбесившуюся речку. Прогулялся по течению, оценил высоту и непроходимость порога. Выслушал доклад помощника о том, что за излучиной имеется порог и повыше, удовлетворенно кивнул. Переговорил по телефону с «хозяином» – начальник колонии убедительно просил не поднимать шум. Зэк разбился – без вариаций. Вернувшись на рабочее место, начальник оперчасти внимательно изучил дело беглого заключенного, поговорил с парой «шавок» из местного контингента – эти крысы знали всё. Заключенный несколько отличался от прочих. Выделялся из серого болота. Прибыл из алтайской глубинки. Свою вину в двойном убийстве и прочих безобразиях не признал. На воле был веселый, добродушный, а как попал на зону, превратился в камень. Девять лет практически ни с кем не общался. Были попытки «опустить» – особенно по первости, но обидчикам это дорого встало. Одному разбил голову, другому руку чуть не с корнем вырвал. Местные беспредельщики учинили ему в прачечной «темную» – стерпел побои, а как только выздоровел, достал по очереди всех, превращал людей в калек, не задумываясь. Месяц карцера – и хоть бы что, только высох еще больше, кремнем стал. С той поры его не доставали, сторонились. Он не общался ни с активистами, ни с ворами, ни с козлами. С блатными понятиями был знаком, но жил по собственным законам. Общался кое-с кем из «мужиков», но друзей не заводил. Правила поведения хоть со скрипом, но соблюдал, имел опрятный внешний вид. Работу выполнял, стал толковым мастером столярно-плотницких и паркетных работ. Любил читать – освоил всю библиотеку на зоне, качался, делал пробежки. Выиграл забег на пятьсот метров – когда начальству взбрело в голову приурочить к проверке из областного УФСИН что-то вроде зональной «спартакиады». Письма заключенный получал, но не чаще, чем все. А вот в последний год поток корреспонденции для него значительно возрос. Он читал адресованные ему письма, рвал их или сжигал и становился каким-то задумчивым. Он явно контачил с кем-то из расконвоированных или даже вольных! Иначе откуда этот шест в траве, лом на крыше, четкое знание, куда бежать, дабы оказаться в тайге? Откуда эта чертова девчонка в легкомысленной юбочке на велике? По-хорошему стоило провести расследование, но нужно ли напрягаться, если беглец по-любому разбил свою лихую голову? Начальник оперчасти задумчиво смотрел на фото в лежащем перед ним личном деле и терзался сомнениями. Он не был глупцом. Но еще он не верил в чудеса и в то, что можно обмануть законы физики…
Эту странную личность в окрестностях Аргабаша люди стали замечать с начала июня. Какой-то изувеченный шаромыжник в грязных лохмотьях. Обитал в окрестных лесах, в город не заходил. Такое ощущение, что к чему-то присматривался — то ли ждал, то ли время тянул. Бродягами на горном Алтае никого не удивить, каких только асоциальных элементов сюда не заносило. Но этот был какой-то не такой…
А начало лета на Алтае выдалось знатным. Природа расцвела, благоухала. Дождей с конца весны практически не было, жарило солнце. Туристический сезон начался на полмесяца раньше. Отдыхающие косяками потянулись на Алтын-Коль и прилегающие к нему озера. Базы и пансионаты были забиты. В лесах, прилегающих к Турочанскому хребту, гомонили птицы, буйным цветом распускалась растительность. В лесах пошли грибы — маслята, подберезовики, белые. Две жительницы Аргабаша, выбравшиеся в лес с корзинками, первыми и наткнулись на неприятного типа. Они обобрали полянку на краю обрыва, где нашли с десяток молоденьких боровиков, и решили прогуляться по тропке через перевал, за которым располагался солнечный черничный бор. Тропа петляла между соснами — то вверх, то вниз, то выбегала к краю обрыва, то углублялась в лес. В лесу они и встретились с существом — оно по тропке двигалось навстречу. Дамы в этой жизни повидали многое, были закалены беспросветной работой и мужьями-алкоголиками, и все же испугались, встали как вкопанные, хотя существо и не выказывало агрессивных намерений. Это был мужчина, он брел, ссутулившись, держась за лямки рюкзака. Не худой, не толстый, в бесформенном прорезиненном балахоне, в котором семеро уже, похоже, скончались, причем последний — от прямого попадания снаряда. Одежда висела клочьями, была стара, как этот мир, покрыта жирным слоем грязи. Текущему времени года она явно не соответствовала. С головы мужчины свисали жидкие сосульки, лицо его было изувечено самым безобразным образом. Правую сторону лица пересекал чудовищный шрам — выпуклый и глубокий, как американский каньон. С левой стороны красовался расписной волдырь, стянувший кожу, благодаря чему левый глаз был ниже правого и вряд ли что-то видел. И все это несчастье, поскрипывая и кряхтя, двигалось навстречу женщинам. А те с перепуга забыли про свои грибы и превратились в соляные столбики. Уйти было некуда, слишком узко, а сразу за тропкой — колючий кустарник. Обезображенный странник обнаружил «встречное движение», но не остановился и шага не замедлил. Женщины встали боком, затаив дыхание, бежать уже было поздно (хотя почему, собственно, поздно?) — да и правильно, что не побежали. Существо тоже повернулось боком, чтобы протиснуться, не причинив «гражданским» ущерба. А когда проходило мимо, в правом глазу мелькнуло что-то лукавое, бродяга пробормотал нормальным, хотя и хрипловатым голосом: