И одновременно, будто бы по команде, двинулись навстречу остальные, стараясь оттеснить Кота с Хрящом в закуток двора.
Газета выпала из ладони Макара и упала в грязь.
— Стоять, суки позорные! — негромко, но твердо произнес питерский.
В грудь фиксатому смотрел ствол нагана. Макар слегка надавил на курок, и барабан, как бы неохотно, чуток сдвинулся. Фиксатый проглотил подступивший к горлу спазм.
— Ну, ты… это… — пробормотал он.
— А теперь, салаги, просите у дяденьки прощения.
Барабан повернулся еще чуть-чуть.
— Ну, пошалили мы, браток, с кем не бывает… Не признали своего, — виновато зашепелявил фиксатый.
— Крыса тебе браток, — брезгливо выдавил Хрящ, — а для тебя я дяденька. Живо проси прощения! Считаю до трех… Раз!..
Барабан повернулся еще на самую малость. Именно в этом месте на шептало нагана установлен фиксатор, чтобы иметь возможность как следует прицелиться в предполагаемую мишень. А дальше достаточно всего лишь крохотного усилия, чтобы выпустить из ствола пулю.
— Дяденька… прости… не будем, — прошепелявил ошарашенный блатной.
— Салагу забыл, — негромко, но жестко напомнил Макар Хрящ.
— Дяденька… прости салагу, — выдавил из себя фиксатый.
— А теперь пошел отсюда, и чтобы я тебя не видел! — чуть повел стволом Хрящ.
Жиганы, попрятав финки, уважительно разомкнулись. Отступил и фиксатый, увязнув лакированными туфлями в осенней грязи. Обернувшись, Макар поймал его яростный, уничтожающий взгляд. Каким-то шестым чувством он осознал, что это не последняя их встреча.
Завернув за угол, Макар махнул рукой извозчику.
— На Хитровку! — небрежно бросил Хрящ, развалившись на сиденье.
— На Хитровку? — призадумался извозчик, почесав кнутовищем кудлатый затылок. — Неспокойно там нынче, — сдержанно сообщил он, — вы бы, господа, добавили полтину за беспокойство.
— Три рубля сверху! — великодушно пообещал Хрящ.
— Три рубля?! — возликовал извозчик. — Да за такие деньги я вас хоть в ад отвезу!
— А вот это кого-нибудь другого, — со смешком заметил Макар.
Пролетка остановилась на площади, расшугав пацанов, покуривающих махорку на перевернутых ящиках.
Дозор не дремал!
Тотчас от их группы отделился самый расторопный и стремглав пустился по улице.
В окнах заведения мадам Трегубовой ярко полыхал свет. Здание было заметно издалека, как огромный корабль, светящийся в мрачном и неуютном море праздничной иллюминацией. В соседнем доме над крыльцом висел красный фонарь, у которого, попыхивая папироской, стояла молодая женщина.
Макар невольно задержал взгляд на ее открытых ногах. Странно, что он не разглядел это заведение в прошлый раз.
Женщина, вмиг заметив интерес, расценила его по-своему.
— Что же ты, морячок, мимо проходишь, я много за удовольствие не возьму.
— Откуда же ты, барышня, знаешь, что я моряк? — невольно удивился Макар, чуть приостановившись.
— А походка у тебя матросская, — улыбнувшись, сказала женщина. — Я когда в Питере жила, то на вашего брата насмотрелась предостаточно.
Ее улыбка сделалась еще шире. Очевидно, на нее ласковым прибоем накатила волна воспоминаний.
— Значит, мы с тобой земляки.
— Если удовольствия не хочешь, тогда, может быть, даму папироской угостишь, — попросила женщина, — я ведь последнюю докуриваю.
— Это можно, — мгновенно откликнулся Макар, сделав в сторону женщины пару шагов, и, открыв портсигар, предложил: — Смелее черпай, не обеднею!
Женщина уверенно вытащила три штуки.
— Это не тебя ли у мадам Трегубовой дожидаются? — негромко спросила проститутка.
— А что? — насторожился Хрящ.
— Уж слишком привечают, будь осторожен.
— Спасибо тебе, землячка, — улыбнулся Хрящ.
И, подмигнув, затопал к дому мадам Трегубовой.
Дверь отворилась в тот самый момент, когда Хрящ взошел на крыльцо.
— А вот и питерский, — раздался голос Фомича. Войдя в комнату, Хрящ увидел шесть человек, сидящих за столом.
В центре стола возвышался штоф с самогонкой. На огромной чугунной сковороде жареная картошка, на большом блюде крупные куски жареной курицы, малосольные огурчики, селедочка…
— Будьте здоровы, — кивнул с порога Хрящ.
— Привет… Здорово… — нестройно поздоровались присутствующие.
Два стула оказались свободными — приготовили для гостей, и Хрящ уверенно сел на один из них. Рядом, уверенно придвинув стул, устроился Васька Кот.
— Так, значит, ты и есть питерский Хрящ? — спросил шатен лет тридцати.
По костюму из великолепной темно-серой шерсти он запросто сошел бы за крупного нэпмана, заявившегося на Хитровку для остроты ощущений. Выдавал его взгляд — острый и одновременно властный. Так мог смотреть только человек, привыкший каждый миг играть в «русскую рулетку», для которого риск обыкновенное дело. На жилете приметная для жигана деталь — толстая золотая цепь. Будь он рангом пониже, приперли бы его бродяги где-нибудь в темном тупичке да содрали бы всю эту красоту. Но за столом сидел хозяин, и едва ли не килограммовая цепь служила неким знаком отличия.
— Он самый, — сдержанно кивнул Макар. — А ты, похоже, Кирьян?
Жиган расплылся в довольной улыбке.
— Верно, вижу, что слава моя до самого Питера докатилась. А вот Степан, — показал он на крепкого парня с глубокими залысинами. — Ну что, давай выпьем за знакомство. — Широкая крепкая ладонь уверенно ухватила штоф за высокое горлышко. Макар увидел на коротких пальцах золотые перстни. Особенно выделялся один — с крупным бриллиантом. — Самогонку-то признаешь?
— Пью все, что горит! — усмехнулся Хрящ.
— А-а, значит, наш человек, — наполнил Кирьян стаканчики.
Хрящ посмотрел на Степана. На жигане был дорогой темно-синий костюм. Рубашка казалась неестественно белой, а вот на манжетах, чуть выглядывавших из рукавов, виднелись пятна.
Дружно чокнулись, разливая водку из переполненных стаканов.
— А хорошо прошла, — выдохнул Макар, проглотив, — словно вода.
— Я тоже о твоих подвигах наслышан, Хрящ, — отплатил монетой вежливости Кирьян. — Слышал, ты камушками приторговываешь. Уступил бы мне какие-нибудь брюлики, уж больно баба моя их обожает.
— Отчего ж не помочь хорошему человеку? Только у меня с собой товара стоящего нет.
— Ладно, тогда в другой раз перетрем. А ты молодец, — разлил еще по одной Кирьян, — сумел отыскать тропинку к сокровищам. Может, заправляли бы на пару, я сбытчиков хороших знаю, которые за камешки хорошие деньги дадут.