Увидев мой арбуз, Тима широко улыбнулся:
— Прикольно!
Потом посмотрел на наши увесистые сумки:
— А это что? В зал с такими баулами нельзя!
Мы объяснили, что хотели бы переодеться, и Тима вздохнул:
— Ох уж эти женщины! Вы когда-нибудь думаете о чем-то, кроме тряпок?
— Но ведь и тебе тоже надо будет переодеться, — лукаво заметила я: Тима был одет в джинсы и водолазку.
— Поймала, согласен! — рассмеялся певец. — Ладно, бросим вещи ко мне в гримерку.
Мы с Танюсиком пребывали на верху блаженства: перед нами распахивались самые заветные двери Страны Звезд! Скоро мы попадем в Святая святых! А нашим проводником будет Тима Милан…
— Сфоткаешь меня у Тимы в гримерке, ладно? — попросила Танюсик.
— А ты меня!
На том и порешили.
Однако пока что Страна Звезд ничем особенным не поразила: она встретила нас бесконечным обшарпанным коридором со множеством дверей по обе стороны. Тем не менее Танюсик то и дело восклицала благоговейным шепотом:
— Прикинь, кто тут бывает! И Тима, и Сергей Пузырев, и «Ветки», и «Мануфактура», и Палкин, и Рогачева… Ходят по этому самому полу, смотрят на эти стены…
«Не думаю, что это доставляет им удовольствие!» — мысленно усмехнулась я, но вслух произнесла:
— И не знают, куда спрятаться от таких романтических дур, как ты!
Однако подруга была неисправима, и скоро от ее приторной восторженности меня начало тошнить.
Наконец Тима остановился около одной из дверей:
— Девчонки, бросайте вещи и пойдемте в зал. Только не зависайте, вы еще вернетесь, а меня уже ждут.
Как же хорошо он понимал наши мысли! Или просто услышал, о чем мы болтали в коридоре?
Потом в Стране Звезд стало интереснее: мы очутились в гулком сумрачном пустом зале, и Тима пел на ярко освещенной сцене наши самые любимые песни.
— Прикинь, он поет только для нас! — верещала Танюсик, не опуская фотоаппарат. Она снимала все подряд: пустые кресла, сцену с Тимой, аппаратуру, комнату звукооператора… Потом заставила меня снять ее в самых разных ракурсах.
— Зачем тебе? — удивлялась я.
— Чтобы всем показать, что мы тут одни, и Тима надрывается только ради нас…
— Он не ради нас надрывается, а ради концерта, — пояснила я. — Отлаживает звук, последний раз репетирует…
Но подруга ничего не хотела слышать.
– Никакой в тебе романтики! Никакого воображения! И как ты живешь, не понимаю?!
А потом саунд-чек закончился, и мы все пошли переодеваться.
— Вначале я, потом вы, — сказал Тима, скрываясь за дверью. Пока его не было, мы просмотрели фотографии на Танюсиковом айфоне, и я вынуждена была признать, что подруга старалась не напрасно: пустой зал и Тима в водолазке и джинсах рождали иллюзию, будто мы с ним и в самом деле на самой короткой ноге.
И вот знаменитый певец появился перед нами в белом костюме-тройке, с большим топазовым перстнем на среднем пальце левой руки.
— Ну, как вам? — спросил он, озабоченно стряхивая с рукава несуществующие пылинки.
— Отпад! — воскликнула Танюсик.
А я набралась смелости, подошла к Тиме и поправила узел розового галстука — совсем как мама папе перед работой.
— Вот теперь в самый раз! — сказала я, любуясь своей работой.
— Спасибо, — кивнул Тима, но я видела, что он уже не с нами. — Я пошел!
— Удачи! — пожелала я, и Тима благодарно улыбнулся:
— Как переоденетесь, спускайтесь в зал и садитесь на те же места. ОК?
— Хорошо. Не беспокойся, мы справимся. — И я помахала ему на прощание.
— Ты такая храбрая! — восхитилась подруга, глядя Тиме вслед. — Так смело ему галстук поправила! И разговаривала как со своим. Я бы так ни за что не смогла!
А потом мы с Танюсиком заперлись в гримерке.
— Тесновато, — ворчала подруга, с жадным интересом рассматривая маленькую комнатку. — И пыльно. — Она провела пальцем по столу, потом подошла к зеркалу.
— Ты посмотри, сколько косметики! И тоны, и тушь, и тени, и румяна… Неужели Тима тоже красится?
— Ты что, только вчера на свет родилась? Не знаешь таких элементарных вещей? Это сценический грим. Актеры и певцы всегда накладывают его перед выступлением.
— А… — Танюсик села перед зеркалом, начала перебирать баночки и тюбики.
— Ты бы лучше переодевалась побыстрее, — поторопила я.
— Зачем? — удивилась Танюсик. — Мне и тут нравится! Когда еще все это увидишь… И на себе попробуешь… — Она взяла карандаш, начала подводить глаза.
— Ты с ума сошла! Это же Тимин! — ужаснулась я.
— Вот потому и крашусь! Буду всем рассказывать, что мы с Миланом одной косметикой пользуемся…
Она вытащила из сумочки блокнот, переписала названия фирм.
— Надо будет закупить такое же, — сказала она. — Чтобы соответствовать.
А потом спросила:
— Как ты думаешь, если я заберу себе какую-нибудь вещичку в качестве сувенира, это будет считаться кражей? Тут же полно всего… Никто и не заметит…
— Ты… да как ты… — Я задохнулась от возмущения. Но Танюсик, не обращая на меня внимания, тихо опустила в сумочку карандаш для глаз, коробочку румян и помаду. Потом, вздохнув, вытащила из своей косметички аналогичные предметы и положила Тиме на стол.
— Честный обмен, — объяснила она. — Все по справедливости.
Вы не поверите, но, глядя на эти манипуляции, я тоже почувствовала острое желание заполучить какой-нибудь сувенирчик. Скажем, вот этот симпатичный блеск для губ… Или ручку, которая валяется на столе…
Вот придет ко мне народ в гости, а я скажу: «А вот ручка Тимы Милана!» Они спросят: «Какого Тимы? Того самого?» А я отвечу: «Ну да! Его! Она у него для автографов была».
Я долго боролась с собой, а потом не выдержала. Была не была! Быстро засунув блеск и ручку в арбуз, я стала думать, что не жалко оставить Тиме. Ручки у меня с собой не было, блеска тоже…
А потом я вспомнила про флешку. Вот уж ее точно не жалко! Записать туда я ничего не успела, привыкнуть к ней — тоже… Музыку, которая на ней, послушать не могу… А Тиме два лишних гига не помешают. В любом случае это не хуже блеска и ручки!
Я положила флешку на стол и с чувством большого удовлетворения вытащила из сумки «наряд № 2».
— Ой, Сашуля, давай скорее, — теперь уже Танюсик торопила меня: она переоделась и наводила последний лоск — Тиминой косметикой, конечно. — А вдруг наши места кто-нибудь займет? А у нас ни билетов, ничего. Что мы тогда скажем?