– Я подумаю.
Она выпорхнула из салона, не забыв сказать «спасибо», сбросила туфли и закинула их во двор. Все же для него стало неожиданностью, когда Сабрина ловко вскарабкалась по рейкам и перекладинам наверх, чему не помешало вечернее платье. Послав ему воздушный поцелуй и помахав на прощание рукой, она соскользнула во двор, а Дубенич рассмеялся в голос.
На другом конце города и Марин перемахнул через забор одним махом. Шатун предупредил, что в качестве сторожа во дворе ползает облезлая шавка, глухая и слеповатая, но лает громко.
Восстанавливая план, нарисованный шефом, Марин двигался бесшумно по незнакомой территории, едва освещенной крошечными фонариками, торчащими из земли, как таинственные огни на болоте. Свет горел и в доме, значит, там не спали. Обойтись бы без шума, домашние не должны знать, кто пришел как вор ночной порой.
Марин выбрал место, откуда видна терраса, присел на бордюр из кирпичей и приготовился ждать хоть сколько, а хозяин вышел минут через десять, прикурил от зажигалки. Марин мелодично и негромко просвистел музыкальную фразу, тотчас на свист отреагировал хозяин:
– Эй, кто там?
Жена, видимо, была недалеко, потому что сразу очутилась на крыльце в ночной сорочке, как обрубок огромной колонны:
– Вова, кто тут?
– Никого, – ответил он. – Показалось.
– Вова, иди в дом, там покуришь, – запаниковала она. – Сейчас много всяких… шляется по ночам.
– Ой, иди, – отмахнулся он. – Меньше баб слушай. Иди!
Когда она ушла в дом, Марин снова просвистел мелодию. Теперь из кустов выползла к его ногам псина, издавая утробные звуки, отдаленно напоминавшие кашель – наверное, это все, на что она была способна. Тем временем Владимир Витальевич вооружился метлой и осторожно двинул к псине. Фигуру, примостившуюся на бордюре, он заметил, миновав цветник, остановился, выдавив:
– Ты кто?
– Тчш! Я Марин Дмитрий, поговорить надо.
– Ну, идем в дом… – с облегчением выдохнул тот.
– Не-не! Откройте гараж, я въеду, там и поговорим. Это срочно.
– Что за конспирация! Ну ладно, иди.
Через несколько минут Марин заглушил мотор в гараже, не включая света в салоне, вышел из авто, пригласив хозяина:
– Садитесь в машину.
Пожимая плечами, тем самым выказывая недоумение, Владимир Витальевич наклонился и заглянул в темный салон. Человека внутри различил, так как знал его не хуже, чем себя, а отпрянул, как от заразы:
– Ты?! Ну, знаете…
Не церемонясь, Марин втолкнул его внутрь и захлопнул дверцу, после чего наглухо закрыл ворота гаража.
А кто помнил о нем? Иваныч и… да, он – Вовка, друг в том классическом понимании, которое усваивали с детства из повестей и романов о настоящей дружбе и братстве, ведь в прошлом веке книжки читали даже троечники.
Иваныч, не застав пару раз Шатунова дома, позвонил на завод, а там паника и слагались сказания по поводу пропажи шефа – ну, как всегда у нас: что имеем, то не ценим, потерявши – плачем. Иваныч махнул к Вовке, оба организовали поиски Ленчика, накатали заяву в милицию, опрашивали рабочих и общих знакомых. У Иваныча были ключи от квартиры Лехи, однажды он приехал и встретил соседку, которая рассказала, что Шатунова арестовали. Ну, хотя бы узнал, где Ленчик находится, что он жив. Правда, жить ему оставалось, как выяснилось, недолго при том наборе обвинений. Оба приуныли, не зная, как защитить Леньку.
И вдруг манна с небес упала: к Иванычу приехал посыльный от авторитета-уголовника, он дал четкие инструкции, что нужно делать и в какой последовательности. Да, несмотря на отсутствие мобильной связи, ее тогда еще не было, в тюрьмах связь с волей была всегда. Иванычу Ленчик доверил не только ключ от квартиры, он единственный знал, где еще и деньги лежат. Уж не в банке. Следуя инструкциям, Володя с Иванычем добились свиданий, возили передачи в СИЗО, наняли адвоката.
Наконец настал день первого заседания суда. Шатунова повезли в наручниках, посадили в клетку, будто в зоопарке, – как не с ним происходило! Точно снился кошмар и почему-то он не кончался.
Зал заседаний был практически пуст, в нем гулко отдавались шаги, не различались голоса, они сливались в одно длинное гудение. Казенная атмосфера выглядела геенной огненной, в которой без отличий горят и праведники, и грешники.
Адвокат что-то бубнил на одной ноте, без выражения, без содержания и без пауз. Может, молился? А по виду – атеист конченый. Шатунов не прислушивался к этому чудаковатому мужчине, который судей боялся, кажется, еще до своего рождения. Леха, опустив голову, сидел и думал о точке, что сегодня будет поставлена. Или крест поставят. На нем, на Шатунове, разумеется.
– Ай-я… – вдруг панически протянул адвокат, слова его стали внятными, потому что наполнились содержанием. – Нам капец, Леонид Федорович, эту суку мало кому удалось переговорить. Она максимум требует. Господи, откуда ж взялась эта змея, а? Господи, за что ты нас караешь? И какой идиот назначает бабу государственным обвинителем? Паранджу на них на всех, паранджу! И в подвалах держать. Надо что-то придумать…
Шатунов выпрямился, ибо начали представлять тех, кто участвует в заседании суда, да нечаянно его глаза уперлись в… Не может этого быть!
Чуть наискосок за отдельным столом сидела… Ева! Миллион мыслей кишело под черепом, словно черви, разъедающие мозг, – нет, невозможно, так не бывает. Это похожая на нее…
Нет, она, Ева! Только прическа другая, волосы зачесаны строго назад, на затылке пучок… костюм от синего чулка – не ее одежда…
Ева не поднимала взгляда от бумаг, которые читала, по-деловому делая в них отметины авторучкой. Все-таки другая…
Но именно эта женщина прибегала к нему за любовью, таяла от его поцелуев и отдавалась до самоотречения. Как она попала сюда, как узнала про него? И почему сидит не среди зрителей… или слушателей…
Вдруг дошло! Нет, как молотком по темечку стукнуло: Ева здесь не в качестве зрителя, а… кого? Кто она в этом храме ужаса?..
– Зачем спектакль закатил? – справедливо возмущался Владимир Витальевич, выслушав Шатунова и уяснив, что ссору друг затеял понарошку, как говорят дети. – Нельзя было договориться?
– Ты ж не артист, – оправдывался тот. – Не смог бы убедительно сыграть, чтоб все поверили: мы навеки в контрах…
– За-чем? – взревел друг, которого все равно терзала обида и теперь ему было сложно поверить в хитроумный план.
Плюхнувшись на водительское место, Марин, ценя свое время, которое у него отнимали, да еще ночью, когда люди сладко спят, переговоры взял на себя:
– Можно я? Нам нужен надежный человек, Леонид Федорович назвал вас. Вечер и ссору придумал я. Для чего: убийцы не должны искать Пашку у вас.