Доффи заворочался, не открывая глаз.
— Где… — пробормотал он. — Сколько…
— Ночь ещё, — шепнул Адриан, не давая ему отстраниться. — Рано совсем. Спи.
Мальчишка засопел и послушался, так и не открыв глаз. Его костлявое плечо под ладонью Адриана слегка приподнималось и опускалось во сне.
Он пролежал неподвижно ещё час. Адриан всё это время лежал не шевелясь, боясь вздохнуть. Окно в каморке выходило на море, и в квадратном проёме он видел верхушку башни Коготь.
Наконец Доффи откатился от него и заныл, пряча глаза под сгибом локтя. Это длилось несколько мгновений. Потом он умолк.
И вскочил так резко, что отпихнул Адриана к самой стене.
— Сколько времени?!
— А? — Адриан усиленно заморгал, протёр глаза, разыгрывая сонливость. — Чего?..
— Молог разорви! Проспал! — в отчаянии крикнул Доффи и заметался по каморке. — Проспал, как есть проспал! Капитан с меня шкуру сдерёт!
Он бросился к выходу, поскользнулся у самой двери, и сердце у Адриана оборвалось. Но Доффи был слишком испуган, слишком торопился и к тому же ещё не до конца проснулся. Да и выпили они вчера немало… что ж странного, что ноги его не держат? Если он и почувствовал, что с его башмаками что-то не так, сейчас ему было не до башмаков.
Когда дверь за ним захлопнулась, Адриан сел и посмотрел на свои руки — всё ещё скользкие, блестящие от жира. Он снова вытер их об одеяло. Ничего не было. Он ничего такого не сделал. Он никогда не хотел сделать ничего такого.
Несмотря на не слишком уже ранний час, бордель спал — оно и понятно, рабочая смена у его тружениц только что завершилась. Адриан вышел в Удачливый переулок, никем не замеченный. Он надеялся, что Косолапая Мисси вчера не разглядела его толком в темноте — он и сам-то её не узнал бы, столкнись он с ней на улице, разве что по необъятной груди.
Город проснулся, улицы были запружены людьми, всадниками, каретами, телегами, тачками. Адриан попытался выйти к пристани и почти сразу заблудился. То и дело чья-то грубая рука хватала его за плечо и отпихивала с дороги, люди кричали на него, собаки облаивали. Он сам не знал, как его всё-таки вынесло к рыбацкому кварталу. Тут было попросторнее: большинство обитателей ушли на лов с утренним приливом. Адриан огляделся, нашёл взглядом чёрный силуэт башни Коготь. Ему было в ту сторону, но он не торопился. Говоря по правде, он предпочёл бы вовсе туда не ходить. Забиться куда-нибудь… да вот хотя бы в эту треснутую бочку, воняющую тухлой селёдкой, что валяется на груде мусора. Забиться и просидеть там… до конце жизни просидеть.
Что за славный финал последнего из клана Эвентри.
«Я больше не из клана Эвентри», — подумал Адриан и пошёл вперёд. Так и есть. Не важно, что он сделал или ещё сделает. Его клан тут ни при чём. Да и нет у него клана. «Меня зовут Эд. Эд из города Эфрина», — подумал он и побежал.
«Светлоликая Гилас» стояла на прежнем месте. Только пробраться к ней сегодня было непросто: к молу причалили несколько торговых барж, торговцы сошли на берег и разложили товар, стремясь сбыть его, пока не завонялся, и ступить было нельзя без риска обрушить чей-нибудь лоток. Кое-как протолкавшись к самому краю пристани, Адриан посмотрел вперёд, в сторону бухты.
«Светлоликую» постигла та же участь, что и весь город сегодня. Люди облепили её, будто муравьи, моряки в трепетавших на ветру рубахах лазали по вантам и мачтам, словно обезьяны, стук молотков и подстёгивающий крик стелился над водой. Море тоже было сегодня неспокойным — то ли его встревожила людская суета над его гладью, то ли оно знало, что сделал Эд из города Эфрин…
«Ничего, — в сотый раз подумал он, — ничего я не сделал. Я только…»
Тут он увидел Доффи.
Мальчишка стоял на планшире, держась одной рукой за вант, а другой подтягивая распустившийся узел. На мгновение у Адриана отлегло от сердца («Не вышло, я знал, что не выйдет, только попробовал, я был должен…»). Но потом Доффи обернулся, как будто на чей-то окрик, и съёжился, втягивая голову в плечи, словно на неё уже обрушивался удар. Адриан увидел человека, который его звал; тот стоял на мостике на корме, высокий, в широкополой красной шляпе и развевающемся по ветру плаще, и с исказившимся от гнева лицом указывал куда-то вперёд, отдавая приказ. Капитан Дордак, понял Адриан, — тот самый, который грозился спустить с Доффи шкуру за опоздание… Маленький чернорабочий торопливо кивнул, выпустил вант, шагнул вперёд, намереваясь спрыгнуть на палубу, и его нога соскользнула с планшира.
Адриан не мог, никак не мог видеть этого с такого расстояния — но увидел. А может, и не увидел, а просто знал. Каменная мостовая, усыпанная песком и галькой, ободрала с подошв доффиных башмаков большую часть сала, которым они были вымазаны. Но гладкий, до блеска отполированный, покрытый тёмным лаком планшир — это не то же самое, что песок и галька. Он скользкий. Он очень скользкий.
Маленький Доффи неловко взмахнул руками и полетел вниз. Адриан видел, как его тело протаранило зелёную волнистую гладь, увидел клочья белой пены, взметнувшиеся и тут же опавшие там, где только что Риогран проглотил сына так же, как отца. Рыжеволосая голова показалась над волнами — затылком к Адриану, так что тот не мог видеть лица мальчишки и его глаз. Не мог — и всё равно подумал: «О Господи».
Яростный вопль капитана Дордака был столь могуч, что долетел до пристани и заставил несколько голов повернуться к кораблю. Наблюдавшие за «Светлоликой Гилас» зеваки уже вовсю вопили, перегнувшись через парапет, отделявший мол от зелёной воды. «Что же они, — подумал Адриан. — Он ведь упал за борт. Разве они не видели? Что ж они его не вытащат?..»
Они вытащат. Не торопятся просто. Мальчишка — дурень, раз свалился, и лентяй, раз проспал сегодня, холодная ванна ему не повредит, а пару минут на воде как-нибудь да продержится…
Они же не знают, что он не умеет плавать. Если бы знали, давно выгнали бы вон.
— Вытащите его! — кинувшись вперёд, что было сил закричал Адриан. — Вытащите! Он не умеет плавать!
— Ты сдурел, что ли? — удивлённо спросил кто-то рядом с ним, и тогда Адриан сбросил сапоги, вскинул руки над головой и прыгнул в воду.
По-зимнему холодная вода обожгла его кожу и горло. Он вынырнул, выдирая ноги из вязких водорослей, тут же любовно потянувших к нему лапы, и, с хриплым вдохом набрав воздуху в грудь, нырнул снова. Взбаламученная вода была мутной, соль ела глаза. Адриан почти ничего не видел и поплыл ощупью. Ему хотелось кричать, звать, но как кричать и звать под водой? Потом, позже, ему часто снилось это: он бежит куда-то и зовёт кого-то, но стоит ему открыть рот, как в лёгкие потоком вливается холодная солёная вода.
Под пальцами то и дело оказывались водоросли, Адриан хватал их, тянул и тут же отпускал. Ему казалось, прошла вечность, прежде чем он снова схватил и потянул, и тогда понял, что тащит не вросшее в галечное дно растение, а маленькое, невероятно лёгкое тело. Адриан стиснул пальцы так, что их расцепили бы только клещи, и ударил ногами, вырываясь на поверхность. Разорвав головой плёнку воды, жадно схватил ртом воздух — и по лицу его хлестнула верёвка, полоскавшаяся на ветру прямо над ним. Адриан вскинул свободную руку и уцепился за неё мёртвой хваткой. Другую руку ему оттягивало неподвижное, безвольное тело.