А все потому, что однажды утром по радио почти передали, что началась война.
Но сначала взошло солнышко, и только потом было построение на плацу. Обычно спокойный, майор нервно вышагивал вдоль пятнистого строя, будто топ-модель, демонстрирующая последний, модный фрак цвета хаки. Бритый затылок майора венчал высокий цилиндр с надранной кокардой — два венка, между которыми на старте запутался серебристый блэкфайтер.
— Сцуки… — неуверенно кашлянул майор. — Вот ведь…
Воины, выпятив грудные клетки и задрав подбородки перпендикулярно горизонтали, с беспокойством внимали речам командира, прибывшего в часть пару недель назад.
Появился майор с шумом, напевая «Калинку-малинку» и предлагая выпить с ним на брудершафт, хотя при себе не имел ни грамма алкоголя, да и не пахло от него тем самым специфическим ароматом. Он выпрыгнул из кабины штабного джипа на воздушной подушке, сунул водиле купюру непонятного достоинства и блатной походкой двинул в сторону КПП. Одет майор был в гражданский джинсовый костюмчик с медными пуговицами. На черной бейсболке красовалась надпись: «NYPD». Он поднырнул под шлагбаум и спокойно себе протопал мимо ошалевшего от такой наглости пулеметчика. Воин даже привстал из-за мешков с песком и вместо уставного «стой! кто идет?», глупо улыбаясь, спросил:
— Эй, ты чего?
— Ничего, — ответил майор, сдвинув бейсболку на затылок. — А что?
— Так ведь нельзя. Военный объект! — И прежде чем странноватый мужик успел привести хоть какой-нибудь довод в оправдание, поинтересовался: — Слышь, закурить есть?
— Есть, — ответил майор и шагнул к пулеметчику. — Каска у тебя такая…
— Какая?
— Да никакая! — хохотнул майор, выхватил из-за спины пистолет и выстрелил солдату в голову.
К слову сказать, майор оказался прав: каска была именно никакой, склепанной из вторичного металла в третью смену пьяным рабочим. Старлей потом написал матери погибшего, что тот честно исполнил свой долг, не позволив агенту временно союзного государства проникнуть на территорию части.
— А почему временно союзного? — удивился майор.
— Потому что бейсболка. Америкосов мы потом вздрючим, после победы над внешним врагом.
Но тогда на шум сбежалась вся часть. С ломами явились, лопатами и даже приволокли пару мешков с цементом, будто собирались дать отпор противнику, быстро замесив раствор и залепив ему дыхательные пути и прочие функциональные отверстия.
Не дожидаясь, пока все соберутся, майор с трофейным пулеметом наперевес заглянул в одноэтажное кирпичное здание, что располагалось возле бело-красного шлагбаума. И никого не обнаружил. Караул нес свою службу где угодно, но только не там, где должен был.
— А-а-атличненько! — обрадовался майор.
В ответ толпа угрожающе взмахнула инструментами и мешками.
— Кто главный? — миролюбиво спросил убийца молодых парней в хреновых касках, выпустив поверх голов очередь из пулемета.
Естественно, главного тут же изловили, хоть тот и пытался спрятаться за спинами сослуживцев. Молодого человека с лицом цвета ватмана формата А4 вытолкали к странному мужчине в бейсболке.
— Имя?
— Старлей…
— Зовут, говорю, как?
— Старлей… — Голос перепуганного насмерть парня едва прорывался сквозь сжатые в ниточку губы.
— Ну-ка, дружок, давай поближе. Стань так, чтоб свет от прожектора падал на твою гнусную рожу. Ба! Кого я вижу! Мой любимый курсант Василий!
Старлей вздрогнул, услышав свое, уже смутно знакомое имя, и испуганно оглянулся, обратил ли кто внимание? У воина ВКС нет фамилии-отчества, есть лишь звание, долг и возможность в скором будущем умереть за Родину.
Он робко взглянул в лицо мужчины и отшатнулся. Словно током в темечко шарахнуло: майор! Кого Старлей меньше всего ожидал увидеть у Стены, так это закрепленного офицера из учебки, при появлении которого у курсантов случались сердечные приступы и недержания мочевых пузырей.
— Так точно!
По каким-то своим особым причинам майор (вот не повезло!) почтил своим вниманием энскую часть ВКС, которую в тот же вечер и возглавил, похерив передовой опыт тушканчегов и демократию. Васька Старлей успел побыть комсоставом чуть менее суток, переселившись из отдельного домика рядом с плацем обратно в казарму. Очень хорошо, что власть сменилась до того, как Старлей успел привить подчиненным стойкое чувство ненависти к своей персоне. А то сейчас бы, как Бандеровец, сидел у параши и хихикал без остановки пятый час подряд. Только Бандеровец лишился регалий, ему сразу проломили череп в трех местах. После бурного обсуждения тело таки поместили в реанимационную машину, предварительно нанеся на раны йодовую сетку. К обеду Бандеровец более-менее очухался, только икал все время и лопотал что-то на гуцульском наречии, понятном разве что пастухам на карпатских полонинах. А Старлей, вступив в должность, надрался, как прапорщик в законный выходной, и завалился спать, похерив новые служебные обязанности и совершенно не испытывая угрызений совести по сему поводу. Дрыхнуть под топот марширующих на плацу «духов» неимоверно сладко…
Майор, выявив главного, приказал найти и привести к нему бойцов, назначенных в караул у КПП. Через минуту перед ним стояли трое.
— Хорошенько избить, связать и поместить в холодильную камеру, ежели в части таковая имеется.
Старлей робко поинтересовался: избить — понятно, а на кой их в камеру? А чтоб не протухли, сказал майор, если, исполняя приказ, кое-кто проявит излишнее рвение.
Холодильная камера в части имелась. Правильная камера, мобильная, как и все, что необходимо для скорого свертывания и переброски лагеря в новую горячую точку дисклокации.
— Свяжись с тушканчегами, скажи, что есть для них человечина. Три штуки. Взамен потребуй пару литров пива. И нормального пивка, а не мочу безалкогольную. А то знаю я эти шутки. Понял, воин?
— Так точно! — без энтузиазма пискнул Старлей, ибо майор рисковал изрядно продешевить по нынешнему умнико-тушеночному курсу. — Я извиняюсь, а чего так мало просим?
— Васенька, ты дурак или куда? — Наставник присел на койку, стянул кроссовки, бросил на табурет джинсовую куртку. — Это ведь наши парни. Долбоебы еще те. За них консервов не дадут. Дай боже, чтоб пива не зажали, мне страсть как хочется пивка с дороги.
Под кроссовками у майора были правильные кирзачи, под джинсой — камуфляж.
В тот вечер Старлей опять чистил отлив…
И вот сейчас, стоя на плацу и проклиная родителей за то, что они вообще занимались пихи-пихи, Старлей ждал, когда майор наконец родит текст. Ибо слишком уж затянулась долгая, мучительная пауза после слов: «Сцуки… вот ведь…» И лучше бы Старлей не дождался, ибо майор вскарабкался на небольшую переносную трибуну, постучал по микрофону — ожил громкоговоритель на столбе, и выдал традиционное «раз, два, раз». После чего просипел: «Готовьтесь, воины, сейчас вы прослушаете в прямом эфире сенсационное заявление. Еще никто не знает, о чем будет речь. Даже я. Вот ведь сцуки…» Динамик заскрежетал, оборвав последние слова майора, и выдавил из себя звуки бравурного марша. Потом что-то хрюкнуло, взвизгнуло, из громкоговорителя повалил дым, запахло жженой пластмассой. «Твою мать! — Майор стянул с головы цилиндр и вытер ладонью гладко выбритую лысину. — Все самому делать приходится. Что я вам, грузчик из овощного?.. Равняйсь! Смирно!»