— Доброе утро, Дюк.
— Привет, шериф.
— И как там дела в закусочной?
— Хреново.
— Я так и думал. Я тут сам был занят под завязку. На трейлерную стоянку пролился дождь из лягушек и жаб, а Кертис Мейфэр всю прошлую ночь бегал, перемазанный зеленой грязью, и орал, что его похитили инопланетяне. А визжащая юкка в Роще Любви прекратила визжать, зато теперь хохочет. Явно не к добру, скажу я тебе. Жди какой-то пакости. Помяни мое слово.
Шериф втянул голову назад в машину, чтобы сделать глоток содовой.
— Я тут проверил местечки, где могли бы окопаться последователи дьявольских культов — мельницу Сандера, старый дом Робертсонов, Собачий пустырь. И везде пусто, ни единой души — никаких сборищ, никаких ритуалов, никакой черной магии.
— Да, невезуха.
— Думаю, что временная. Как пить дать, эти засранцы пронюхали, что мы их ищем, и теперь затаились — тише воды, ниже травы. Но долго они в своем подполье не просидят. Наверняка поднимут голову. Причем там, где, как говорится, никто бы даже не додумался их искать.
— Это точно.
Дюк бросил пакет с магическими примочками в кабину пикапа, а потом залез сам.
— Еще увидимся, Дюк!
Полицейская машина взяла с места.
Дюк повернул ключ зажигания, но в последнее мгновение обернулся на магазин. Тэмми помахала ему рукой и даже послала вдогонку воздушный поцелуй. Дюк уловил в воздухе ее запах. Ах, как приятно пахла эта вертихвостка — юностью, свежестью и… половозрелой самкой. Идеальная партнерша для спаривания. В его теле напрягся каждый мускул. Дюк с такой силой впился в руль, что тот едва не погнулся. По крайней мере на искусственной коже остались отпечатки его огромных лапищ.
— Проклятие!
Задействовав истощившиеся резервы самоконтроля, оборотень неспешно покатил прочь от магазина на скорости всего в сорок миль в час.
Реальность похожа на фруктовый пирог: с виду аппетитна, но под румяной корочкой таится масса малоприятных и опасных штучек. Древние создания, что старше самого времени, задыхаются там под гнетом того, что смертные с их ограниченным разумом называют существованием. Вот эти жуткие создания: забытые тени того, что было когда-то давно, но чего ныне нет, злобные мечты о том, что могло быть, но так и не произошло, а также извращенные призраки существ, которые никогда не жили, но, тем не менее, так и не смогли умереть. Но самые чудовищные из этих кошмаров — это запертые в бездонную темницу древние боги. Подобно омерзительному рыжеволосому пасынку Творения, их запихнули в самые глубины космического шкафа и, захлопнув дверцу, забыли навсегда.
Но есть вещи, которые невозможно забыть.
Образно выражаясь, можно сказать, что дверь кладовки в ночной закусочной Джила со скрипом открылась, и в нее проскользнул мерзкого вида грецкий орех. Отвратительный, подгнивший грецкий орех, готовый сломать зубы всему, что есть в мире благородного и достойного.
Правда, в данный момент Лоретта пребывала на сей счет в блаженном неведении. Так же, как не ведала она и о терьере-призраке, что сидел в углу кухни, наблюдая за тем, как хозяйка пытается очистить поверхность гриля.
Наполеон плохо понимал свое нынешнее экзистенциальное состояние. Ему было ведомо лишь то, что большинство людей перестало его видеть. Он сохранил смутные воспоминания о том, как преследовал по дороге дикого кролика и был раздавлен проезжавшим пикапом. Он помнил, как парил над расплющенным в лепешку мертвым телом, очень похожим на его собственное, хотя как такое может быть? А затем он узрел свет. Это свет воззвал к Наполеону хором игривого собачьего лая. Восхитительный аромат сырого гамбургера и колбасы заставил его придвинуться ближе. Его собачий ум уразумел: на другой стороне света — рай. Там высятся бесконечные горы собачьих консервов и ливерной колбасы, там на каждом шагу есть на что поднять ногу, а кролики бегают там с черепашьей скоростью. И он поплыл было к этому свету, однако что-то остановило его. Дикий кролик, из-за которого он лишился жизни, сидел на краю дороги. Кролик есть кролик, и Наполеон решил, что это длинноухое создание от него все-таки не уйдет. Он опустился на землю, и свет померк. Но он не обратил на это внимания.
Он быстро поймал длинноухого, однако вскоре понял, что его бестелесное тело ничего не может сделать с добычей. Тем не менее, охота выдалась славная, и уже этого было достаточно.
Лоретта пыталась отскоблить шпателем непокорную каплю застывшего жира. Недовольно фыркнув, она переместила свое массивное тело с одной ягодицы на другую. Каждый раз, когда Лоретта пыталась отколупнуть ненавистный комочек, ее мощный зад приходил в движение.
Наполеон внимательно следил за колышущейся «кормой» хозяйки заведения. Мощные ягодицы ритмично сжимались и разжимались, подобно двум борцам сумо, сошедшимся в схватке под холщовым навесом. Затем танец ягодиц приостановился — Лоретта вытерла с лица пот и сделала долгий глоток из бутылки с газировкой. После чего вновь взялась за работу.
Наполеон мог наблюдать за ней часами. После смерти он стал кем-то вроде уличного зеваки. Наблюдение за людьми доставляло ему невероятное удовольствие. Двуногие — удивительные создания, и ему еще многое было непонятно в них. Интересно, чем они занимаются помимо еды, спаривания и отправления физиологических нужд? Кстати, даже то, как они делали последнее, пес находил странным. Однако чем меньше он понимал человеческую сущность, тем интереснее казались ему люди. Разумеется, имелись и другие любопытные штучки, кроме людей. Например, зеленые шевелящиеся щупальца, что высовывались из-под холодильника.
Пес моментально вскочил и, бросившись вперед, встал между существом, обитавшим под холодильником, и Лореттой. Щупальца скользнули дальше, и он зарычал. Когда же грозное предупреждение не возымело действия, Наполеон залаял, дабы продемонстрировать незваному гостю серьезность своих намерений, а заодно привлечь внимание хозяйки заведения к опасности, возникшей в непосредственной близости от ее ног.
Увы, хозяйка заведения не обратила на это никакого внимания.
Наконец Наполеону удалось ухватиться за кончик щупальца. Он даже не надеялся, что сумеет укусить скользкую, извивающуюся тварь, и был приятно удивлен, когда зубы его сомкнулись на чем-то осязаемом.
Собаки, даже те из них, что превратились в призраков, не способны уразуметь истинные деяния вселенной. То есть, даже если они что-то и понимают, то хуже, чем люди, если такое сравнение вообще возможно. Откуда Наполеону было знать, что создание под холодильником пребывало в межпространственном состоянии, одновременно обитая примерно в двух десятках измерений бытия. И одно такое измерение случайно оказалась эктоплазмической сферой, что позволило призраку взаимодействовать с этим созданием. Наполеон знал лишь то, что может укусить шевелящееся существо, и поэтому покрепче сжал челюсти. Тварь оказалась омерзительной на вкус, однако с тех пор, как у Наполеона во рту была хотя бы крошка, прошло немало времени, так что он обрадовался и этому.