Закрыв окно почтовой программы, он некоторое время сидел неподвижно, а затем набрал персональный номер Висконти. Когда на экране показалась помятая и несвежая физиономия викторианского генерала, Марк сказал:
— Оставьте Митчинсона в покое. Он ничего не знает.
— Это ты, Марко? — спросил Висконти.
В его голосе Марку почудилось непривычное смущение.
— Оставил я твоего скандинавского гнома. Слушай, кажется, я тебе тут слегка подгадил.
— Чем?
— Твоя девчонка… Дочка Медичи. Ты уж извини, но сейчас она нагрянет к тебе.
— Что?!
Голографическое изображение Висконти поморщилось:
— Так получилось. Я, если честно, считал эту барышню эфемерным созданием, но она пробивная, как пехотный краулер. Искала тебя повсюду. Комм твой отключен, так что она отправилась к тебе в квартиру и нарвалась на наших. А оттуда прямиком ко мне. Устроила тут истерику, мол, мы тебя убили и труп закопали. Ну я и отправил ее к тебе.
— Куда ко мне?
— В ту гостиницу, где ты сейчас сидишь. Мы вычислили на форуме твой IP и отследили сигнал комма. Судя по времени, она примерно сейчас и подъедет.
— Ах ты старая сволочь! — выпалил Марк.
От комма он метнулся к окну — как раз вовремя, чтобы увидеть, как серебристый «лексус» опускается на гостиничную стоянку в потоках дождя и в скудном фонарном свете. Из «лексуса» выскочила тонкая фигурка и, прикрыв рукой светлые, мгновенно потемневшие от влаги волосы, побежала к крыльцу.
— Чтоб ты сдох, — прошипел Марк, имея в виду то ли генерала, то ли кого-то еще.
И забегал по комнате. Распахнув шкаф, вытащил из ящика пару новых перчаток, натянул. Дико огляделся. Содрал с кровати кусок пластика в бурых потеках и ногой забил под шкаф. Больше крови нигде не было. Хлопнув дверью, Марк выскочил из номера, кинулся вниз по лестнице.
И вовремя.
На первом этаже было шумно. Из распахнутой двери офиса лился свет и слышались голоса. Один из них, хорошо знакомый Марку, звучал властно и вроде бы спокойно, но прорезались в этом спокойствии дрожащие нотки.
— Я знаю, что он здесь. Мне дали точный адрес.
— Милочка, нет у нас никакого Марка Салливана.
— Высокий, худощавый, тридцать лет, темные глаза и волосы. Он мог назваться другим именем.
— Нету у нас темных и худощавых. Молодой человек занимает номер на втором этаже, так он светловолосый, не худенький и зовут его Полом Ричардсоном…
— Разрешите, я сама посмотрю.
— Милочка, одиннадцатый час. Нечего вам беспокоить постояльцев.
Марк мысленно застонал. Не дожидаясь, пока Лаура вылетит в коридор, преследуемая по пятам добросовестной хозяйкой, он сунулся в офис и, ухватив девушку за руку, поволок к выходу из гостиницы. Лаури оглянулась, тряхнув мокрыми волосами. Ее рубашку и брючки тоже насквозь промочил ливень.
— Пустите! Вы что, с ума сошли? Вышибала чертов…
— Заткнись. Это я, — прошипел Марк.
Голос его тоже изменяла маска, и выходил какой-то гнусавый баритончик с окающими нотками кокни. Лаура еще раз дернулась. Марк быстро зашептал:
— Это я, Марк. На мне маска. Мы впервые поцеловались, когда я тебя сажал в такси в твой день рождения, во Флоренции, тебе исполнилось четырнадцать. Ты прибежала ко мне в лицей…
— Марк!
Молодой человек пинком распахнул дверь и вытолкнул Лауру на крыльцо, защищенное от дождя козырьком. Над дверью горел фонарь, свет отражался от мокрых каменных ступеней. По гравиевой дорожке несся поток воды. Мелкая морось от разбивающихся о столбы капель залетала под навес. Ветер стихал. Слышался лишь мерный, терпеливый шелест дождя.
— Марк, что это за шутки? Зачем ты тут прячешься? Зачем маска? — Лаура протянула руку, чтобы дотронуться до его лица, но Марк перехватил ее кисть.
— Так надо.
— Кому надо? Что ты несешь?
Придумать Марк ничего не успел, а импровизация никогда не была его сильной чертой. Поэтому он выпалил:
— Послушай, Лаури. Врать я тебе не хочу, так что садись в машину и отправляйся домой.
— Никуда я не поеду, пока не скажешь, что происходит.
И прежде чем Марк успел отреагировать, она вскинула левую руку. Викторианец отшатнулся, но Лаура все же сумела мазнуть кончиками пальцев по его щеке. Девушка поднесла ладонь к лицу и недоуменно уставилась на испачкавшую пальцы кровь.
— Что это?
— Я болен. — Заметив испуганный взгляд, Марк поспешно добавил: — Это не заразно. Но выглядит не очень, поэтому и маска.
— Дурак. Мне все равно, заразно или нет. Покажи.
— Не стоит.
— Тогда я никуда не уеду. Буду сидеть здесь, еще и «скорую» вызову. Если ты болен, твое место в больнице…
Серые глаза смотрели сердито и упрямо, и Марк понял, что так просто он от девушки не избавится.
— Хочешь полюбоваться? Хорошо. Поднимемся ко мне.
Все так же сердито Лаури хлюпнула носом и, вырвав руку, первой вошла в дом. Подглядывавшая из-за приоткрытой двери хозяйка нырнула в офис, но Салливан успел заметить ее любопытно блеснувший глаз.
Оглядев номер с порога, Лаури протянула: — Неплохо устроился. — Бодро прошагав к кровати, она плюхнулась на матрас. Пружинная сетка скрипнула. — Очень миленько. Клопов нет?
— Ты хоть знаешь, что такое клоп?
— Я жила на Терре, Марко. Конечно, я знаю, что такое клоп.
Марк хотел спросить, где же она на Терре нашла клоповник, но прикусил язык. Сейчас, когда не было никакой возможности проверить, лжет собеседник или говорит правду, ему не хотелось знать.
— Ну?
— Что ну?
— Я жду, — сказала Лаури, покачиваясь на скрипящем матрасе. — Снимай маску.
Марк пожал плечами и, поднеся руку к затылку, выключил голограмму.
Эффект его и удовлетворил и, как ни странно, задел.
Глаза девушки расширились. Издав горловой хрип, она метнулась к двери и вылетела вон.
— А ты чего ждал? — угрюмо пробормотал викторианец. — Что она тебя, красивого, обнимет и облобызает в уста сахарные?
Было обидно. Неожиданно обидно и… да, пожалуй, больно. Оказывается, он еще может испытывать боль.
Марк выглянул в окно, рассчитывая увидеть поднимающуюся в воздух серебристую каплю «лексуса». Но машина все так же стояла под дождем в желтом круге фонарного света. Неужели Лаури настолько испугалась, что смылась пешком, по слепой и размокшей пустоши? Только этого не хватало.
Марк выругался и кубарем скатился по лестнице. Он уже бежал по ковровой дорожке первого этажа, когда за спиной раздался вопль. Викторианец обернулся. Любознательная хозяйка гостиницы оседала на пол. Рука ее слабо царапала дверную раму, а на толстощеком лице был написан ужас. А, черт! Он же забыл включить маску.