— Что вы тут делаете в такую рань?
Голос моей совести, Исабелла, смотрела на меня с порога.
— Ем галеты.
Исабелла уселась за стол и налила себе чашку кофе. Выглядела она так, словно ночью не сомкнула глаз.
— Отец говорит, что это любимое печенье королевы-матери.
— Поэтому она так хорошо сохранилась.
Исабелла взяла галету и надкусила ее с отсутствующим видом.
— Размышляешь, что тебе делать? С Семпере, я имею в виду…
Исабелла смерила меня ядовитым взглядом.
— А вы что собираетесь сделать сегодня? Ничего хорошего, конечно.
— Кое-какие дела.
— Ах вот как.
— Как так? «О как!» — современное словечко?
Исабелла поставила чашку на стол и повернулась ко мне лицом, решительно настроенная выяснять отношения.
— Почему вы вообще ничего никогда не рассказываете о своих делах с этим типом, патроном?
— Среди прочего — ради твоего блага.
— Для моего блага! Конечно. А я не догадалась. И, кстати, забыла сказать, что вчера сюда заглядывал ваш приятель, инспектор.
— Грандес? Он приходил один?
— Нет. В компании двух громил, здоровых, как шкафы, и с бульдожьими физиономиями.
Желудок у меня сжался в комок, когда я представил Маркоса и Кастело у дверей своего дома.
— И что хотел Грандес?
— Он не сказал.
— А что он тогда сказал?
— Спросил, кто я такая.
— Что же ты ответила?
— Что я ваша возлюбленная.
— Очень мило.
— Одному из верзил показалось, что я слишком хороша для вас.
Исабелла взяла второе печенье и с аппетитом его сгрызла. Заметив, что я за ней искоса наблюдаю, она перестала жевать.
— А что я такого сказала? — спросила она с полным ртом, выпустив фонтанчик крошек.
32
Дымчатый перст солнечного света пробился сквозь плотную пелену облаков, и от его прикосновения ярко полыхнула выкрашенная красной краской вывеска на фасаде лавки магических товаров на улице Принцессы. Магазинчик прятался под деревянной резной маркизой. Сквозь стеклянную дверь едва просматривались очертания полутемного помещения с занавесями из черного бархата, драпировавшими витрины, наполненные масками и механизмами с викторианским душком, краплеными колодами, дагами [51] с нарушенным балансом, книгами по магии и флаконами из полированного стекла с зельями, переливавшимися всеми цветами радуги и, вполне вероятно, разлитыми в Альбасете. Колокольчик над дверью звякнул, возвестив о моем приходе. За прилавком в глубине магазина никого не было. Я подождал немного, обозревая коллекцию ярмарочных диковинок. Пытаясь поймать собственное лицо в зеркале, в котором как на ладони отражалась вся лавка, кроме меня, я заметил краем глаза, что из-за портьеры, отделявшей подсобное помещение, вынырнула крошечная фигурка.
— Забавный эффект, правда? — спросил седой как лунь человечек с проницательным взглядом.
Я согласился с ним.
— Как оно работает?
— Пока не знаю. Мне привезли эту штучку пару дней назад от мастера хитрых зеркал из Стамбула. Создатель называет фокус преломляющим смещением.
— Вещь служит напоминанием, что все внешнее обманчиво, — прокомментировал я.
— Кроме магии. Чем могу служить вам, кабальеро?
— Я имею честь говорить с сеньором Дамианом Роуресом?
Человечек медленно кивнул, глядя на меня в упор, не моргая. Маска добродушия на лице с нарисованной улыбкой была столь же обманчивой, как и его зеркало. Глаза человечка оставались холодными и настороженными.
— Мне порекомендовали обратиться в ваш магазин.
— Интересно, кто был столь любезен?
— Рикардо Сальвадор.
Фальшивая улыбка стерлась с губ.
— Я не знал даже, что он еще жив. Не встречался с ним двадцать пять лет.
— А с Ирене Сабино?
Роурес, вздохнув, слегка покачал головой. Он обошел прилавок и шагнул к двери. Повесив табличку «закрыто», он повернул ключ в замке.
— Кто вы такой?
— Меня зовут Мартин. Я пытаюсь выяснить обстоятельства, связанные со смертью сеньора Диего Марласки. Насколько я понял, вы его знали.
— Я полагал, все обстоятельства были выяснены давным-давно. Сеньор Марласка покончил с собой.
— У меня сложилось иное впечатление.
— Не знаю, что вам наговорил этот полицейский. Обида оказывает влияние на память, сеньор… Мартин. Сальвадор уже пытался в свое время протолкнуть идею о заговоре, не имея ровным счетом никаких доказательств. Всем известно, что он согревал постель вдовы Марласки и лез из кожи вон, чтобы выглядеть героем. Как и следовало ожидать, начальство его приструнило, а затем его выгнали из полиции.
— Он считает, что в действительности была сделана попытка скрыть правду.
Роурес фыркнул.
— Правду… Не смешите меня. На самом деле хотели замять скандал. Адвокатская контора Валеры и Марласки грела руки почти на каждом дельце, что проворачивалось в этом городе. Никто не был заинтересован в том, чтобы сомнительная история получила огласку. Марласка отказался от своего положения в обществе, работы и брака, заперся в старом особняке и занимался бог знает чем. Любой, у кого есть голова на плечах, мог предсказать, что ничем хорошим это не кончится.
— Что не помешало вам лично и вашему компаньону Хако выгодно воспользоваться помешательством Марласки. Вы ведь пообещали ему на спиритических сеансах установить связь с тем, кто отошел в мир иной…
— Ничего я ему не обещал. Сеансы спиритизма устраивались только для развлечения. Все это понимали. Я вовсе не пытался наживаться на мертвых, я просто честно зарабатывал на жизнь.
— А ваш партнер Хако?
— Я отвечаю только за себя. И не несу ответственности за действия Хако.
— Значит, он что-то сделал.
— Что вы хотите от меня услышать? Что он похитил деньги, якобы лежавшие на тайном счете в банке, как упорно твердил Сальвадор? Что он убил Марласку и надул нас всех?
— А разве нет?
Роурес пристально посмотрел на меня.
— Не знаю. Я не видел его со дня смерти Марласки. Все, что знал, я рассказал тогда Сальвадору и другим полицейским. Я не лгал. Никогда не лгал. Если Хако приложил к этому руку, я понятия о том не имел и в его делах не участвовал.