— Исабелла.
— Живут же некоторые, бесстыдники. Я вам завидую. Сколько лет куколке?
Я обжег его взглядом. Инспектор добродушно улыбнулся.
— Одна птичка мне на хвосте принесла, что последнее время вы играете в детектива. Хотите отнять хлеб у нас, профессионалов?
— Как звать вашу птичку?
— Скорее это старый индюк. Один из моих начальников — близкий друг адвоката Валеры.
— Вас тоже поставили на довольствие?
— Пока нет, друг мой. Вы же меня знаете. Старая школа. Честь и прочая дребедень.
— Жаль.
— А скажите, как поживает бедолага Рикардо Сальвадор? Представьте, я не слышал о нем уже лет двадцать. Считали, что он давно умер.
— Диагноз немного скоропалительный.
— И как он?
— Одинокий, преданный и забытый.
Инспектор потряс головой.
— Поневоле задумаешься о будущем, которое сулит эта работа, не так ли?
— Держу пари, что ваша судьба сложится не в пример удачнее и восхождение на самую вершину служебной лестницы — вопрос пары лет. Я легко могу представить, как вы, став главным начальником полиции до сорока пяти лет, лобызаете руки епископам и армейским генерал-капитанам на торжественном шествии в честь праздника Тела Христова.
Грандес прохладно кивнул, проигнорировав саркастический тон.
— Кстати, насчет целования рук. Вы слышали, что произошло у вашего приятеля Видаля?
Грандес никогда не приступал к беседе, не припрятав туза в рукаве. Теперь он с улыбкой наблюдал за мной, наслаждаясь моим замешательством.
— И что же? — пробормотал я.
— Говорят, недавно ночью его жена пыталась покончить с собой.
— Кристина?
— А ведь верно, вы же знакомы…
Я даже не заметил, как вскочил и что у меня трясутся руки.
— Успокойтесь. Сеньора Видаль жива и здорова. Кажется она перестаралась с лауданумом… Сделайте одолжение, сядьте, Мартин. Пожалуйста.
— Когда это случилось?
— Два или три дня назад.
В памяти у меня всплыла сценка, разыгравшаяся несколько дней назад: Кристина стоит у окна виллы «Гелиос» и поднимает руку, приветствуя меня, а я стараюсь ускользнуть от ее взгляда и поворачиваюсь спиной.
— Мартин? — позвал инспектор, помахав у меня перед глазами рукой, возвращая к действительности.
— Что?
Выражение лица инспектора наводило на мысль, что он искреннее встревожен.
— Вам нечем со мной поделиться? Знаю, вы мне не доверяете, но я хотел бы помочь.
— Несмотря на то что уверены, будто бы я убил Барридо и его компаньона?
Грандес покачал головой.
— Я никогда в это не верил, хотя некоторые не прочь свалить все на вас.
— Тогда почему вы копаете под меня?
— Расслабьтесь. Я не копаю под вас, Мартин. И никогда этого не делал. В тот день, когда я начну до вас докапываться, вы не ошибетесь. Пока я наблюдаю. Вы мне нравитесь, и я огорчен, что вы угодили в какую-то переделку. Почему бы вам не довериться мне и не рассказать, что происходит?
Наши взгляды скрестились, и на миг я почувствовал искушение исповедаться ему. Возможно, я бы так и поступил, если бы знал, с чего начинать.
— Ничего не происходит, инспектор.
Грандес вздохнул и посмотрел на меня с сожалением, а может, и разочарованием. Он хлопнул меня ладонью по плечу и встал.
— Будьте осторожны, Мартин. И смотрите не оступитесь. Далеко не все расположены к вам, как я.
— Я учту.
Я вернулся домой около полудня, не в силах отделаться от мыслей о том, что мне рассказал инспектор. Я приблизился к порталу дома с башней и медленно поднялся по ступеням лестницы: каждый шаг давался с трудом, словно даже душа обладала непомерным весом и придавливала меня к земле. Открывая дверь, я внутренне трепетал от перспективы встретить Исабеллу в словоохотливом настроении. В доме царила тишина. Я прошел по коридору в галерею и там нашел девушку мирно спящей на диване. На груди у нее лежала раскрытая книга — один из моих старых романов. Я не удержался от улыбки. В доме ощутимо похолодало в эти осенние дни, и я забеспокоился, что Исабелла может простудиться. Я вспомнил, что иногда она ходит по комнатам, закутавшись в шерстяную шаль. Тогда я решил принести из спальни девушки накидку и тихонько укрыть ее. Дверь в спальню была приоткрыта, и хотя дом принадлежал мне, я совершенно точно не переступал порога этой комнаты с тех пор, как Исабелла тут поселилась, и чувствовал некоторую неловкость, входя туда теперь. Я издали заметил сложенную на стуле шаль и вошел, чтобы взять ее. В комнате витал сладковатой аромат с ноткой цитрусовых, присущий Исабелле. Кровать все еще была разобрана. Я наклонился, чтобы расправить простыни и одеяла, поскольку уже усвоил, что, когда выполняю мелкие хозяйственные обязанности, мой моральный облик стремительно набирает очки в глазах юной помощницы.
Убирая постель, я заметил, что между пружинным матрацем и тюфяком что-то спрятано. Из складок простыни торчал бумажный уголок. Потянув его, я убедился, что в тайнике лежит пакет. Я вытащил его целиком, и у меня в руках оказалось около двух десятков голубоватых конвертов, перевязанных ленточкой. Я почувствовал, как меня затопляет холод, хотя все мое существо протестовало против открывшейся истины. Я развязал ленточку и вынул из пачки один из конвертов. На конверте значились мое имя и адрес. Там, где указывается отправитель, было написано просто: «Кристина». Я сел на кровать спиной к двери и один за другим перебрал все письма. Первому посланию исполнилось несколько недель, последнее пришло три дня назад. Все конверты были распечатаны. Я закрыл глаза, и конверты выскользнули у меня из рук. Затем я услышал за спиной ее дыхание. Исабелла неподвижно стояла в дверях.
— Простите меня, — прошептала девушка.
Она тихо приблизилась и опустилась на колени, чтобы поднять с пола рассыпавшиеся письма. Собрав конверты, все до единого, она аккуратно сложила их стопкой и протянула мне, глядя на меня с отчаянием.
— Я сделала это, чтобы защитить вас, — сказала она.
Ее глаза наполнились слезами, и, протянув руку, она коснулась моего плеча.
— Уходи, — вымолвил я.
Оттолкнув ее, я встал. Исабелла опустилась на пол со стоном, словно нестерпимая боль терзала ее тело.
— Уходи из этого дома.
Я покинул дом, не позаботившись закрыть за собой дверь. Выбравшись на улицу, я очутился в мире фасадов и лиц, чужих и далеких. Я пошел куда глаза глядят, не чувствуя холода и пронизывающего ветра, предвестника дождя, азартно стегавшего город с силой проклятия.