Дайнека вышла во двор и, вдохнув морозный воздух, побежала к стоянке. Она знала, куда сейчас поедет.
Служащая Третьяковской галереи указала, в каком зале висит картина Николая Бережного «Венецианские видения». Сердце замирало, и Дайнеке казалось, что сейчас она получит ответы на все вопросы.
Она подошла к картине и, собравшись с духом, подняла на нее глаза.
Распахнув однажды окно в комнате Николая Бережного в Венеции, она увидела тот же вид, что был изображен на холсте. Дом с обшарпанным фасадом, ажурный мостик, перекинувшийся через узкий канал, и примыкающая к нему площадка.
По тому, как была одета женщина, стоящая на мосту, угадывалась зима. Темная накидка укутывала фигуру, а опущенные поля шляпки скрывали ее лицо. Перегнувшись через чугунные перила, она смотрела в воду.
С тревогой вглядывалась Дайнека в фигуру женщины, страшась и надеясь отыскать сходство с Екатериной Эйнауди, но широкие поля шляпы надежно скрывали тайну…
Было видно, с каким отчаянием женщина подалась вперед, готовая в любую минуту соскользнуть вниз.
Дайнека всматривалась до боли в глазах, ей хотелось увидеть нечто, что художник оставил в объяснение событий, которые произошли более ста лет назад.
Туман, окутавший темную фигурку, стелился по воде.
Внезапно тени и свет сложились таким образом, что Дайнека отчетливо разглядела знакомые черты. Теперь она знала, что на мосту стояла Екатерина Алексеевна. Дайнека поняла, что, по существу, это был портрет баронессы Эйнауди, тщательно прописанный во весь холст и будто сотканный из тумана, теней и цветовых пятен.
И он открывался только тому, кто долго и пристально смотрел на полотно.
Мягкий, прелестный овал лица, грустные глаза. Дайнека хорошо знала это лицо…
В голове крутились строчки из письма Екатерины Эйнауди. Как толково, ненавязчиво, но вместе с тем педантично баронесса давала наставления относительно окончательного оформления купчей.
Не могла эта умная, любящая женщина допустить несоответствие документов. Ведь речь шла не только о доме в Венеции. Речь шла о бесценных для нее картинах, о будущем любимого мужчины и ее собственного сына.
Во всем этом была какая-то таинственная недосказанность.
Дайнека в последний раз взглянула на картину и направилась к выходу.
Дома ее ожидал отец.
– Сегодня вырвался раньше. Хотелось побыть с тобой, посмотреть, что ты сняла на камеру. Послушать. Наверное, тебе есть о чем рассказать?
– Мы обязательно все посмотрим, и я тебе обо всем расскажу. – Дайнека помолчала, а потом спросила: – Папа, почему ты не сказал мне про бабушку?
Отец улыбнулся и, прижав дочь к себе, прошептал:
– Я боялся за тебя… Теперь все позади. Все прояснилось. Бабушка умерла от сердечного приступа. Просто те, кто побывал той ночью в доме, перевернули ее на спину… А кровь на наволочке осталась потому, что она умерла, уткнувшись лицом в подушку. Никто ее не убивал.
Дайнека расплакалась в отцовское плечо. Выждав, пока она успокоится, он снова заговорил:
– Там, в моей комнате, находится жестяная коробка. Сегодня утром ее принес Маурицио.
– Забыла спросить, как пан Стани́слав?
– Уже выписался и вполне здоров.
– А Костик?
– Учится… – Отец заметил на ее пальце синее кольцо венецианского стекла. – А это у тебя что?
– Память. Такое же у моей… подруги.
Дайнека задумчиво улыбнулась, потом бегом отправилась в отцовскую комнату. Достала из коробки письмо Екатерины Эйнауди, пробежала его глазами:
– «Милый Николай Михайлович… Чувствую необходимость написать Вам хоть словечко…» Не то…
Дайнека читала дальше:
– «…Все возможные причины нашего воссоединения проходят перед моим мысленным взором, и ни одна не находит пощады перед ним. Препятствие непреодолимо…» Не то…
– Вот! «…Признаюсь, что выше моих сил было видеть, что в этом доме живут люди чужие. Оттого я купила его… Купчую высылаю Вам, Николай Михайлович. К письму прилагаю медальон, Вы все о нем знаете…»
Дайнека подняла глаза.
– Вы все о нем знаете!
Она понимала, что подобралась, наконец, к разгадке, к завершению этой истории.
Дайнека сняла с шеи медальон, нажала на кнопку, и крышка немедленно распахнулась.
На нее выжидающе смотрели грустные карие глаза. Дайнека вглядывалась в лицо баронессы.
Она случайно нажала кнопку еще раз… портрет качнулся и выпал, повернувшись обратной стороной, которая прежде была обращена внутрь массивного золотого корпуса.
Дайнека с замиранием сердца разглядывала резную поверхность. Зеркально отраженные латинские буквы «ЕЕ» и герб в два поля с виноградной лозой.
Перед ней была гербовая печать баронессы Екатерины Эйнауди.
– Людмила. – В дверях комнаты стоял отец. – Тебе… – Он протянул полиэтиленовый пакет. – Посыльный принес… только что.
Дайнека замерла. У нее вдруг вспотели ладони.
– Открой сам, посмотри, что там…
Отец вскрыл пакет и достал из него конверт. Надорвал, вынул бумажный лист.
– Здесь записан номер мобильного телефона…
– Что-нибудь еще?
– Имя.
– Чье имя?..
Отец молчал.
– Чье имя?! – повторила Дайнека.
– Написано – «Джамиль».
Она выхватила листок.
– Но откуда?.. Кто это прислал?
– Здесь еще что-то есть. – Отец протянул руку. На ладони лежало синее кольцо венецианского стекла. – Совсем как твое!
– Фима… – прошептала Дайнека и улыбнулась сквозь слезы.
Она достала из кармана мобильник и набрала номер юридической конторы Делле Пецце:
– Здравствуйте, это синьорина Дайнека. Я нашла гербовую печать баронессы Эйнауди. Готовьте документы. Вылетаю первым же рейсом.