Однако тепло костра убаюкало мальчика, он заснул. Ког­да он проснулся, огонь уже догорел, по земле стелился туман, заполняя ложбину между холмами, словно молочная похлеб­ка миску. Овцы подошли и сбились в кучу рядом с ним. Не­бо было ясное. Не совсем темнота, а размытый полусвет се­верной ночи, и на его фоне виднелась только луна и утренняя звезда.

Он всмотрелся сквозь туман в горы на севере, в могучую громаду Стены Троллей, нависающую над миром так, будто ей было тесно между горизонтом и небосклоном.

На другой стороне ложбины, почти доверху заполненной туманом, появился волк. Огромный черный зверь сидел буд­то на облаке. Элиф взял копье и поискал взглядом других волков, но зрение туманилось в призрачном свете.

Он замахнулся копьем, как будто собираясь запустить его в волка.

— Пошел прочь!

Волк не шелохнулся, продолжая сидеть, глядя на него.

Элиф опустил копье, взял пращу и зарядил камень. Но волк все равно не сдвинулся с места. Мальчик вскинул руку, прицеливаясь в зверя, однако так и не выпустил камень. В этом волке было что-то необычное. Он вел себя не так, как нормальный зверь. Волки не глупы, они не сидят сиднем, ког­да пастух целится в них из пращи.

— Ты что, призрак? — спросил мальчик.

И услышал собственный голос:

— Ты призрак волка.

Он снова заговорил, только каким-то не своим голосом. Голос звучал ниже, слова проговаривались медленнее, как будто он не вполне владел своим языком и губами.

— Ты ждешь в теле волка.

Что он хочет этим сказать? Элиф решил, что ему обяза­тельно надо понять, что означают эти слова.

Голос звучал как будто у него в голове, а он вторил ему, бормоча вслух:

— Ты скалы и ты поток, ты дождь в горах и свет за завесой дождя. Ты промельк тени, силуэт в лунном свете, ты золотой отсвет солнца на летней траве. Ты таишься в зимних туманах, ты бродишь в летнюю жару. Ты — это я, каким я был.

Волк по-прежнему наблюдал за ним с другой стороны ложбины.

Элифа охватило тревожное чувство, нет, даже не тревож­ное, а мучительное. Волк пытался донести до него что-то. Элиф произнес несколько слов:

— Пока дело не будет сделано.

— Какое дело. Что за...

Но голос в голове затих, и волк ушел обратно в холмы. Элиф оставил овец и кинулся за ним вдогонку, ступив на путь магии и злоключений.

Повозка остановилась, и Элиф — человек-волк, бывший когда-то Элифом, — оказался перед простым прямоуголь­ным строением, которое возвышалось в тени огромного со­бора. Элиф задрал голову. Купол собора венчала золоченая конструкция: круглая колонна с месяцем. Она так и сверка­ла в мутном воздухе. И Элиф снова ощутил запах дыма.

Однако сидеть и изумляться не было времени. Хитаерос сняли его с повозки и поставили на землю. Руки и ноги у не­го затекли от долгого сидения.

— Пленник императора! — прокричал один воин.

— Подвести пленника императора! — прокричал в ответ высоченный стражник-грек с кустистой черной бородой и коротким хлыстом за поясом.

Воины подтащили волкодлака к двери, которая походила на квадратную черную прореху в белой материи дня.

— Императорский пленник идет! — прокричал воин сбо­ку от него.

Стражник с бородой взял Элифа за руку и затащил в двер­ной проем. Другие стражники, оказавшиеся за дверью, под­хватили его и повлекли в тюрьму. Внутри было по-настоя­щему темно, лишь слабый свет масляной лампы в нише позволял хоть что-то увидеть. Человек-волк оказался в ко­ротком коридоре, который вед к следующей двери. Ему в нос ударила вонь темницы: кровь, моча, кал, блевотина и еще сла­бые запахи выделений, которые неспособен уловить обыч­ный человек. Только тот, кто получил магические знания от богов в ходе обрядов и подвергал себя лишениям, может учу­ять железо в запахе пота, четыре оттенка золы в дыхании и отголосок человеческих страданий.

Элиф не понимал, о чем говорят тюремщики, но если бы понимал, это не утешило бы его.

— Пытать запрещено, — произнес голос у него за спиной.

— Запрещено?

— Нам запрещено. Этим займется сама «варварская официя». — Говоривший положил руку на плечо Элифа.

— Тебе повезло, приятель. Не придется терпеть обычные побои — ради тебя сюда пришлют профессионалов.

Человек-волк уловил угрозу, прозвучавшую в голосе, и обернулся, чтобы поглядеть греку в глаза. А потом отвер­нулся снова.

Стражник открыл дверь в конце коридора, и в нос Элифу ударил мощный запах ладана, хотя и не заглушавший вонь человеческих тел. Из глубины доносились переливы флейты и ритмичные хлопки.

Он не понял, что означают эти звуки, но сказал себе, что это и не важно. Он уже приступил к исполнению запасного плана и оказался именно там, где ему было необходимо.

Глава восьмая
Слуга начальника священных покоев

Луис шагал в сторону дома по одной из улиц на вершине хол­ма, чтобы избежать давки, вызванной возвращением армии. Ему казалось, что спрятанное за пазухой золото оттопыривает тунику так, будто он затолкал туда живого козла, однако девать­ся некуда — придется идти с ценным грузом в свой квартал.

С возвращением армии весь город пришел в движение, еще более оживленное, чем обычно, поэтому его торопливая походка не привлекала особенного внимания, хотя время от времени, в особо опасных местах, он переходил на бег.

И погода внушала тревогу. Небо стало каким-то стран­ным — пока Луис беседовал с евнухом, необычная призрач­ная дымка желтого цвета подернула весь небосклон и солн­це как будто завернулось в вуаль. Свет стал сумеречным, хотя еще не миновал полдень.

Он спешно шагал по бедным улицам. Здесь не горели вы­сокие факелы, купцы не торговали здесь золотом и шелками. Главные улицы Константинополя, прямые и праздничные, были подобны цветам, украшавшим его форумы и площади. А здесь начиналась спутанная масса корней, питавших их: узкие, извилистые переулки, темные даже в самые солнеч­ные дни. На этих задворках правили уличные хищники: бан­ды юнцов с жадными глазами, которые слонялись без дела, вынашивая преступные замыслы, грязные женщины и пья­ные мужчины. На Средней улице продавали кожи. Здесь же искусанные блохами дети шарили в сточных канавах, вы­уживая навоз и дохлых собак, чтобы продать их кожевни­кам, жившим за городской стеной. Люди сытые и набожные крестились и молились, спеша в соборы и церкви. Диковин­ный цвет неба и пришедший холод вселяли в людей страх и неуверенность, они спешили помолиться и исповедать­ся в грехах.

Он пытался успокоиться. «Посмотри на город другими глазами, Луис». Вот прошел человек, явно врач, в хорошем платье оттенка шафрана. Три священника спешно прошмыг­нули в сумраке, дети и взрослые хватали святых отцов за ру­ки, прося благословения и защиты в этот странный день. Нумери — солдаты из постоянного городского гарнизона, названные так, потому что они отводили арестованных в Нумеру, — стояли на углах улиц, вселяя хоть какую-то уверен­ность. Однако они предпочитали таращиться в небеса, а не поддерживать общественный порядок.