Элис огляделась по сторонам. Снова то место — залитая кровью пещера. Волк, присутствие любимого, смерть, смерть повсюду; кожа на голове натянулась, как будто кости черепа распухли, пытаясь про­рваться сквозь нее.

— Нет! — сказала она, и руна, похожая на наконечник стрелы, ко­торая сверкала так, как сверкает новорожденный месяц, рогатый и тонкий, вспыхнула огнем.

Она снова оказалась в монастыре. Задыхаясь, лежала на полу. Вол­кодлак отпустил ее. Первое, что она увидела, — это был ворон, кото­рый глядел на нее с крыши галереи. Его холодный блестящий глаз был устремлен прямо на нее. Послышался шум, крики. Три викинга набросились на Синдра, и на помощь им из монастыря вывалива­лись все новые бойцы. Огромный северянин лежал на полу, его рва­ло, а его боевой топор валялся рядом с расщепленным топорищем.

Четыре викинга, а потом и пять насели на Синдра, но он пока дер­жался. Одному викингу он свернул шею, в следующий миг в стену что-то врезалось — это Синдр ударил северянина головой о камен­ную кладку. Еще один викинг лишился равновесия и распластался на камнях. Синдр снова рванулся к Элис, волоча за собой еще двух воинов. Викинги подступали со всех сторон: кого-то происходящее веселило, кого-то злило, но все они были пьяны. Один попытался ударить Синдра ногой и в итоге попал в бок своему же товарищу.

Светящийся наконечник стрелы до сих пор шипел и разбрасы­вал искры внутри Элис. Что он означает? Свет. Ясность.

Волкодлак снова надвигался на нее. Сделав еще два шага, он вы­дернул из-за пояса один из норманнских ножей. А еще через миг упал. Элис посмотрела на ворона на крыше. Она чувствовала себя очень странно, у нее кружилась голова, она источала свет. Четыре человека набросились на Синдра, но он схватил одного из нападавших и швыр­нул его на оставшихся троих. Все они рухнули кучей-малой. Элис смотрела на ворона на крыше. Ворон смотрел на нее. А потом она от­пустила свет внутри себя, и тот хлынул на ворона. Примерно так бы­вает, когда учишься ездить верхом: однажды наступает миг и нови­чок понимает, как это делать правильно, оцепенение в руках, спине и ногах исчезает, всадник поддается ритму коня и сливается с ним в единое целое в галопе. И сейчас у нее получилось так же легко.

Синдр наступал на Элис. Послышался шум крыльев. Ворон уле­тел прочь. Элис упала, Синдр уселся на нее верхом, однако гнев по­кинул его.

— Смотри, — сказала она ему. — Смотри, кто ты.

И свет, бывший в ней, перетек в него, а в следующий миг викин­ги принялись наносить ему удары со всех сторон. Не такой сильный воин, как Синдр, умер бы сразу, но волкодлаку не потребовалось на размышление лишней секунды, не потребовалось последнего вздо­ха, чтобы понять, кто он, а кто его враги. Чары покинули его, он пе­рехватил руку с мечом и сломал врагу запястье, заставив выронить оружие. Он поднялся, ударив викинга в челюсть тыльной стороной ладони, и тот без чувств растянулся на полу. В следующий миг он уже подхватил Элис и кинулся с ней к выходу из монастыря. Даны набро­сились на него с мечами и копьями, но он увертывался, отпрыгивал, приседал и парировал удары. А потом Элис оказалась у ворот мона­стыря.

— Открывай дверь! — кричал он. — Я был околдован, но я спасу тебя. Беги! Моя судьба быть рядом с тобой, я не могу умереть здесь.

Элис отодвинула засов, запиравший дверь в воротах, и оказалась снаружи. Она не знала, куда бежать. Берег был залит лунным светом, и она увидела, что часовые с кораблей уже спешат к монастырю. Тро­пинка спускалась к морскому берегу и сворачивала к болоту. Только далеко на горизонте виднелся лес. Ей придется бежать по заболочен­ному берегу в темноте, и ее будет преследовать орава викингов.

Свет странного символа, живущего внутри Элис, как будто оза­рил все темные уголки ее разума, принеся понимание и ясность. Бе­жать она не может. Элис развернулась и вошла во двор монастыря.

Синдр был у самых ворот, его со всех сторон осаждали викин­ги, а он рычал и плевался, вырывал копья из рук, уклонялся от тех, кто наседал сзади, швырял людей на плиты. На мгновение он пере­вел взгляд на Элис, и Гьюки успел пронзить его мечом.

Человек-волк упал на колени и попытался заговорить. Элис все прочитала по его глазам в тот миг, когда он умирал. Он хотел сказать, что не может умереть здесь, что его судьба тесно сплетена с ее судь­бой, что великое предназначение, куда более важная смерть, ждет его. Он кашлянул и внезапно рванулся, заставив викингов отпрянуть.

— Мы еще встретимся снова, — пообещал он Элис, падая впе­ред. И в следующий миг викинги набросились на него, сами как вол­ки: они кололи его копьями, били мечами и топорами, пинали, рва­ли его плоть и ломали кости.

Волкодлак лежал на каменных плитах лицом вниз, из бесчислен­ных ран на теле вытекла лужа крови, лицо сделалось неузнаваемым из-за порезов и синяков, которые он успел получить. Элис склони­лась над его телом и провела по нему рукой. Она заговорила, хотя не знала, что сказать, но слова полились сами:

— Это был не ты, Синдр. Не ты. Ты умер за меня, и я благодарю тебя за это, но ты шел неверным путем. Руна зовет, но зовет не тебя.

Руна? Она дала символу внутри себя название; она не помнила, чтобы когда-нибудь слышала такое слово, однако оно казалось ей знакомым.

Она протянула руку и погладила волкодлака по голове. Высокий викинг пнул его тело. Элис затопил гнев, нежданный и горячий.

— Ты уже убил его, — сказала она. — Хочешь убить его еще раз?

— Если б я только мог, — огрызнулся викинг и наступил на мерт­веца.

Элис сверлила его взглядом.

— Теперь, когда он умер, ты готов выйти с ним один на один. Только что же ты не спешил драться с ним, когда он был жив?

Викинг нацелил на нее копье, но Гьюки отбил его мечом. Он при­двинулся к Элис.

— А ты интереснее, чем кажешься, мальчик. С каких это пор ты говоришь на нашем языке?

— Я... — Элис больше не находила слов. Она попыталась отве­тить, но когда заговорила, это была латынь. — Я... — Она погляде­ла на Лешего. — Скажи, что мне необходимо переговорить с ним. Наедине.

— Domina, это не лучшая идея, — сказал Леший.

— Domina? — переспросил Гьюки. — Я знаю на латыни всего два слова, одно из них — «дерьмо», а второе — то, которое ты только что произнес.

Леший вскинул руки над головой.

— Все, хватит притворства, — сказал Леший. — Поскольку ты вассал, поклявшийся в верности Олегу, нам необходимо погово­рить с тобой с глазу на глаз.

Глава сорок восьмая
СЛОВО ГОСПОДА

А Жеан молился на кладбище другого монастыря:

— Освободи, освободи меня!

Он слышал голос из темноты:

— Три корабля, Офети. Это слишком много.

— Зато это будет славная смерть, Фастар, тебе так не кажется? Они ведь будут петь о нас. Воины Греттира уважают сильных про­тивников, мы будем вечно жить в сказаниях их скальдов.