Встреча произошла в небольшом двухэтажном домике почти в самом центре Эрфурта. Раньше это была окраина города, земля стоила недорого, вот отец Генриха, Фридрих Ремер, и приобрел ее, когда женился на дочери пастора. Выстроил свой дом, вырастил детей…
Теперь город разросся, и родовое гнездо Ремеров оказалось на одной из центральных улиц. Но выглядело оно так же, как тогда на фотографии, которую в гжатском госпитале показал ему Генрих: небольшой, уютный домик с палисадником у крыльца. Из него Генрих ушел на войну, в него же возвратился после ее окончания. В семейное гнездо Ремеров перебралась из Берлина и Инга, а затем — Эльза Штауф. С Мартой и маленьким Герхардом. Она, кстати, так и не вышла замуж, осталась верна своему мужу, сгинувшему в 1942 году в далекой России…
Людей в этом доме всегда было много: Генрих с Ингой, Эльза со своими двумя детьми, да еще в гости часто заходили замужние сестры Генриха с чадами и домочадцами. Затем Инга родила своих малышей — сначала мальчика, а через год — девочек-двойняшек. Детский смех звучал в комнатах, наполняя их жизнью и весельем, в доме было тепло и уютно. Хотя подчас и тесновато…
После войны Эльза Штауф не вернулась в Берлин — некуда было, в их дом попала бомба, а родители Петера погибли. У нее тоже из близких родственников никого не осталось. Вот и решила жить вместе с Ингой. Та была только рада — легче растить и воспитывать детей, Генрих тем более не возражал. Так они и жили все вместе — Штауфы и Ремеры.
Дети Генриха и Инги выросли, разъехались кто куда, скончалась в самом конце девяностых Эльза Штауф, а через пять лет и Генрих. А потом и Инга ушла из жизни.
Сын Эльзы, Герхард, уехал после института в Америку, остался в США, обзавелся семьей. Марта с годами осталась в доме одна — личная жизнь у нее не сложилась. За ней ухаживали родственники — помогали по хозяйству, готовили еду, приносили продукты из магазина. Марта, к счастью, несмотря на почтенный возраст была еще достаточно активна — сама ходила по воскресеньям на рынок и обслуживала себя. А также принимала гостей, участвовала во всех семейных торжествах и праздниках.
Она очень обрадовалась приезду Макса, и они быстро нашли общий язык. Макс с трудом узнал в этой седой, почтенной, благообразной фрау прежнюю веселую, непоседливую Марту. Как безжалостно время!
Старушка достала из комода большой семейный альбом и начала показывать семейные фотографии. Пожелтевшие, выцветшие… Макс с большим интересом разглядывал их: вот он (то есть Петер Штауф) с женой и дочкой в Зоологическом саду, вот они на семейном обеде в честь его награждения, а вот у дома на Кроненштрассе. Этот снимок был сделан самым последним, прямо накануне его отъезда…
Макс как бы вернулся в прошлое — он снова видел молодую, красивую Эльзу, маленькую Марту и себя самого в образе лейтенанта Штауфа. Были фото и других знакомых и родственников — родителей Петера, сестры Инги, тети Магды с ее желчным, вечно недовольным мужем, а также кузенов, Франца и Йозефа. Оба, кстати, погибли на Восточном фронте: один — летом 1943-го на Украине, второй — в апреле 1945-го под Берлином. В общем, это был вечер воспоминаний. Макс переснял себе на память некоторые фото — особенно те, где он был запечатлен с Эльзой и Мартой.
Макс с удивлением взял в руки снимки Герхарда, посмертного ребенка Петера Штауфа. Или его самого? Вот он совсем малыш, вот трехлетний мальчик сидит на лавочке возле дома в Эрфурте, а вот уже пошел в школу. Он оказался очень похожим на Петера Штауфа — такой же стройный, высокий, светловолосый. С правильными чертами лица и пронзительными голубыми глазами. Весь в отца…
По словам Марты, девочки не давали ему проходу с юных лет — сначала в гимназии, а потом и в институте. Буквально вешались на шею… Но Герхард проявил завидную рассудительность и решил девчонками не увлекаться, а посвятить свою жизнь науке. После получения диплома уехал в США, устроился на хорошую должность, женился на американке, завел семью. С годами сделал неплохую карьеру, стал заведующим лабораторией в большом научном институте. У него все было хорошо — получил гражданство, работает, купил большой дом… На родину, в Германию, он не стремился, бывал крайне редко и лишь по делам службы. Почти забыл о своих родственниках и исторических корнях.
«Бог ему судья», — горестно вздохнула Марта и перевернула страницу в альбоме. И по просьбе Макса стала рассказывать о своей жизни. В целом у нее тоже все было неплохо: проработала сорок лет на почте, от простой служащей доросла до начальника отделения, получила весьма приличную пенсию, всем довольна. Вот только с личным как-то не сложилось. Любила одного, но тот жениться не захотел, подумал, что рано, потом жила с другим, но у них тоже ничего не вышло. Детей Бог не дал…
Впрочем, Марта не особо печалилась по этому поводу — ее всегда окружали любящие кузены и кузины, дети Инги и Генриха, а потом и их внуки, ее двоюродные племянники и племянницы.
Кстати, своего первенца Инга и Генрих назвали в честь ее отца, Петера Штауфа. В память о доблестном лейтенанте вермахта и его подвиге. Генрих не раз рассказывал ей и своим детям, как Петер спас ему жизнь, вынес его, тяжелораненого, с поля боя. И он всем обязан своему лучшему другу: семейным счастьем, любовью, благополучием. Петер дал согласие на его переписку с Ингой, по сути, определил его судьбу. Генрих нежно и преданно заботился об Эльзе, до самой смерти ухаживал за ней. А потом наказал своим детям заботиться о Марте…
Макс сидел в комнате, окруженный старой, довоенной мебелью, разглядывал пожелтевшие фото и думал: «Что же такое судьба? То, что мы делаем сами, или то, что происходит помимо нашей воли?» Он, Максим Соколов, совершенно случайно попал в 1942 год и чуть изменил историю. И чужие судьбы…
А если бы он не купил те часы? Пошла бы жизнь всех этих людей по-другому? Что стало бы с Эльзой и Мартой? Погибли бы они во время бомбежки или все-таки спаслись? А Генрих? Встретился бы он с Ингой, женился бы на ней? Кто его знает…
«Черт, — решил Макс, — свихнешься от этих вопросов. Лучше уж не думать. Все равно никто не знает точного ответа».
* * *
Этими размышлениями он поделился с Борькой, когда сидел с ним в берлинской пивной. Макс, правда, любил темное пиво, вот они и заказали по паре-тройке кружек.
Толстый, шумный Борька очень обрадовался встрече — для него это была прекрасная возможность удрать из дома и почувствовать себя свободным человеком. А что, повод хороший — близкий друг из России приехал. Коньяк решили не употреблять, оставить для более торжественного случая, а вот пиво — в самый раз.
Небольшое заведение на Фазаненштрассе предложил сам Борька — он бывал в нем не раз и остался доволен. И правда, внутри оказалось очень даже неплохо — чистенько, уютненько, с фотографиями довоенного Берлина на стенах. Макс рассказал Борьке о посещении Эрфурта, о встрече с Мартой, поделился соображениями по поводу того, как следует поступить с останками немецкого лейтенанта.
Петер Ремер, двоюродный брат Марты, пообещал организовать перезахоронение, для чего хотел весной приехать в Россию и лично все осмотреть. Местное деревенское начальство, скорее всего, возражать не будет — это отличный повод засветиться в газетах или даже на телеэкране. Память о войне, долг перед павшими… Можно пригласить ветеранов, пусть расскажут о боях под Ржевом и Гжатском, получится как бы взгляд с двух сторон, это сейчас модно. А затем надо бы поднять тему перезахоронения всех немецких солдат, найденных в этих местах. Пора бы им покоиться на одном кладбище, война-то давно закончилась…