Анафема схватила в охапку все свои вещи и вышла со всей возможной надменностью.
Она готова была поклясться, что ни один из ее попутчиков даже не прикасался к багажнику, однако велосипед уже стоял возле калитки.
На редкость странные типы, решила она.
Азирафаэль поклонился вновь.
— Искренне рады, что смогли помочь вам, — сказал он.
— Благодарю вас, — ледяным тоном произнесла Анафема.
— Может, поедем дальше? — предложил Кроули. — Доброй ночи, мисс. Ангел, в машину.
Ага. Теперь понятно. Значит, ей все-таки ничего не угрожало.
Посмотрев вслед машине, удалявшейся к центру городка, она направила велосипед по тропинке к своему коттеджу. Ей даже не приходило в голову запирать его. Агнесса наверняка предупредила бы насчет ограбления, ведь семейную историю она видела как на ладони.
Коттедж, который снимала Анафема, был меблированным — иначе говоря, был обставлен мебелью особого сорта, отвергнутой на милость мусорщика даже в местном благотворительном магазинчике подержанных товаров. Но это не имело значения. Анафема не собиралась задерживаться здесь надолго.
Если Агнесса права, то она вообще нигде не задержится. Как, впрочем, и все остальные.
Анафема разложила карты и прочие вещи на старом кухонном столе, под лампочкой, одиноко свисающей с потолка.
Что же ей удалось установить? Не слишком много. Вероятно, Оно находится в северном конце деревни, о чем Анафема и так догадывалась. Если она подходила слишком близко, сигнал просто оглушал, а если расстояние было слишком велико, не удавалось точно зафиксировать координаты.
Это раздражало. Где-то в Книге должен быть ответ. Беда в том, что для понимания Пророчеств необходимо постичь ход мыслей слегка свихнувшейся, но весьма неглупой ведьмы, которая жила в семнадцатом веке и излагала свои мысли как заправский составитель кроссвордов и головоломок. Другие члены семьи полагали, будто Агнесса специально формулировала свои предсказания так загадочно, чтобы скрыть их смысл от чужаков; Анафема же, подозревавшая, что порой ей удается мыслить как Агнесса, решила, что та попросту была зловрединой с отвратительным чувством юмора.
Она даже не…
Книга пропала.
Анафема в ужасе оглядела стол. Карты. Самодельный гадательный теодолит. Термос с горячим бульоном. Фонарик.
И прямоугольная пустота в том месте, где следовало бы лежать «Пророчествам».
Потеряла.
Но это же просто смешно! Что-что, а судьбу самой Книги Агнесса предсказала до мельчайших подробностей!
Девушка схватила фонарик и выбежала из дома.
— Это чувство, э-э… скажем так, прямо противоположно тому, что называют «мороз по коже», — сказал Азирафаэль. — Вот я о чем.
— Я никогда не говорю «мороз по коже», — сказал Кроули. — Хотя, конечно, ничего против него не имею.
— В общем, сердце греет, — в отчаянии произнес Азирафаэль.
— Увы. Ничего такого не замечаю, — с натянутой улыбочкой сказал Кроули. — Ты просто слишком уж чувствителен.
— Мне по должности положено, — сказал Азирафаэль. — Ангел не может быть слишком чувствительным.
— Я думаю, людям здесь нравится, и ты всего лишь это уловил.
— Никогда не улавливал в Лондоне ничего подобного, — заметил Азирафаэль.
— В том-то и дело. Значит, я прав, — сказал Кроули. — А вот и то самое место. Я помню каменных львов у ворот.
Фары «Бентли» осветили кусты рододендронов, что разрослись вдоль подъездной аллеи. Шины зашуршали по гравию.
— Не рановато ли будить монахинь? — с сомнением сказал Азирафаэль.
— Чепуха. Монахини на ногах круглые сутки, — возразил Кроули. — То у них вечерня, то повечерие — если это, конечно, не блюда местной кухни.
— Пошлые шуточки, — сказал ангел. — Зря ты так, право же.
— А ты их не защищай. Я же говорил — они из наших. Черные монашки. Нам нужна была какая-то лечебница поблизости от авиабазы.
— Не понял.
— Не думаешь же ты, что жены американских дипломатов рожают детей под присмотром монашек у черта на куличиках? Все должно было произойти вполне естественно. Здесь, в Нижнем Тадфилде, есть американская авиабаза, на ее открытие и приехала супруга атташе. Начались схватки, больницу на базе еще не оборудовали, и тут наш человек говорит: «Есть одно местечко поблизости». Вот как обстояли дела. Неплохая подготовка.
— Если не считать одной или двух незначительных деталей, — с самодовольной ухмылкой отметил Азирафаэль.
— Но ведь почти сработало, — быстро вставил Кроули, чувствуя, что ему следует вступиться за честь фирмы.
— Видишь ли, зло всегда содержит семена саморазрушения, — сказал ангел. — Сама его сущность — отрицание, и потому даже в час мнимой победы оно готовит собственный крах. Не важно, насколько грандиозен, продуман и надежен злонамеренный план. Греховность, присущая ему по определению, неизбежно ударит по зачинщикам. Каким бы успешным он ни казался до поры до времени, в конце все равно ждет провал. Все, что строится на скалах беззакония, бесследно сгинет в морях забвения.
Кроули немного поразмыслил над этим.
— Не, — сказал он. — Обычная некомпетентность, вот и всё. Эге-ге…
Он тихонько присвистнул.
Покрытый гравием двор перед особняком был заполнен машинами, которые едва ли могли принадлежать монашкам. Во всяком случае, «Бентли» здесь явно не котировался. В названиях большинства машин имелись слова «гранд» или «турбо», а на крышах торчали телефонные антенны. И среди них вряд ли нашлась бы хоть одна старше года.
У Кроули зачесались руки. Если Азирафаэль исцелял велосипеды и сломанные кости, то ему ужасно захотелось стянуть несколько приемников, проколоть пару шин и так далее. Однако он устоял.
— Ну-ну, — сказал он. — Помню, в былые дни монашки упаковывались по четверо в старые колымаги.
— Что-то не так, — сказал Азирафаэль.
— Может, теперь тут частная клиника? — предположил Кроули.
— Либо ты нашел не то место.
— Да то самое место, говорят тебе. Пойдем.
Они вылезли из машины. А через тридцать секунд кто-то выстрелил в них обоих. С невероятной меткостью.
Если и была у Мэри Ходжес, бывшей Тараторы, сильная сторона, так это умение подчиняться приказам. Она любила подчиняться. Ведь это так упрощает жизнь.
А вот перемены она терпеть не могла. Мэри искренне привязалась к Неумолчному ордену. Впервые у нее появились подруги. Впервые у нее появилась собственная комнатка. Конечно, она понимала, что здешние монахини занимались делами, которые с определенной точки зрения можно назвать дурными, но за тридцать лет Мэри Ходжес много повидала в жизни и не питала иллюзий по поводу того, что приходится совершать людям, лишь бы протянуть от зарплаты до зарплаты. Кроме того, здесь хорошо кормили, да и люди попадались интересные.