Тревим заставила себя посмотреть на этого человека и, какой слабой она себя ни ощущала, у нее все же хватило сил проворчать:
— Оставьте меня в покое, капитан. Вы прострелили мне сердце, а теперь ждете, что я совершу измену, чтобы вас отблагодарить?
— Измену совершил Император, и больше никто, — возразил Зай.
От этих слов Тревим вздрогнула, и на миг мир живых предстал перед ней четко и ясно.
— Богохульство! — прошипела она, брызжа слюной. — Вы ответите за это, Зай. Те страдания, которые вы пережили на Дханту, покажутся вам сущей ерундой в сравнении с местью Императора.
— Адепт, мне нужно отправить сообщение. Только вы можете дать разрешение на его отправку.
Зай говорил с ней как с непослушным ребенком и повторял свою просьбу со сдержанной настойчивостью здравомыслящего взрослого.
— Ваш экипаж разделит с вами ваши страшные мучения, Зай, — сказала Тревим.
Тень гнева пробежала по лицу капитана, и Тревим испытала едва ощутимое удовольствие. Он посмел обращаться с ней, адептом Политического Аппарата, прожившей четыреста субъективных лет, как с ребенком? Даже если бы Зай уничтожил ее, даровал ей окончательный мрак, все равно она была одной из почтенных мертвых. Ее никто не запугает и никто не сможет ею манипулировать.
Его экипаж. Слабое место Зая. Он всех этих людей втянул в мятеж.
— По приказу Аппарата их всех разорвут на куски, Зай. Одного за другим, на глазах у вас и их родных. Вы все — изменники.
Капитан глубоко вдохнул, выдохнул, склонил голову набок и улыбнулся.
— Я знаю Тайну Императора.
Тревим содрогнулась. Жуткий спазм отвращения сковал все мышцы ее тела. Она в отчаянии замотала головой. Зай ничего не знал. Он просто не мог ничего знать. Тайна была слишком крепко связана с миром сотрудников Аппарата. Непосвященный и к тому же живой человек ни за что бы не смог раскрыть Тайну.
— Нет, — выдавила адепт.
— Мне все рассказала пленница-рикс.
Эти слова вызвали очередной шок у Тревим. Новый спазм был так силен, что ее не до конца восстановленное сердце еле выдержало. По левой руке от плеча вниз прокатилась волна физической, биологической боли — такой боли Тревим не чувствовала уже несколько десятков лет.
Она тихо застонала. Другой пытался успокоить ее, но та «обработка», которой подвергались все сотрудники Аппарата, представляла собой неотвратимую, несокрушимую силу, и эта сила ураганом бушевала в каждой клетке тела Тревим. Такая реакция за века служения престолу отложилась в ее организме, словно осадок минеральных солей. Эти спазмы, эта боль служили чем-то вроде кляпа, мешавшего аппаратчикам выболтать Тайну.
И вот теперь эту боль использовали против нее.
Тревим сглотнула скопившуюся во рту слюну и заставила себя поверить в следующие свои слова:
— Вы блефуете, Зай. Вы ничего не знаете.
— Мертвые умирают, адепт Тревим.
— Молчать! — взвизгнула она, и все у нее перед глазами заволокло алой пеленой. У нее внутри что-то отвратительно зашевелилось. Казалось, на миг Другой собрался ее покинуть, он словно бы отдернул свои волоконца, испугавшись столь бурной реакции.
Адепт Тревим более или менее сносно понимала, какие научные наработки лежат в основе чудесного действия симбианта. Способность Другого исцелять и сохранять требовала абсолютной покорности от тела. Пресловутое спокойствие почтенных мертвых было средством для того, чтобы разум и тело не отторгали действие симбианта, рассчитанное на поддержание жизни. Эмоциональная холодность бессмертных являлась не просто неким духовным достижением. Она была необходимым состоянием. И вот теперь профессиональное «зомбирование» Тревим сражалось с ее мертвенным спокойствием, и это грозило союзу тела с Другим.
Слова Зая в буквальном смысле разрывали ее надвое.
— Молчите! — умоляюще произнесла она и чуть не задохнулась.
— Просто отмените предписание, Тревим. Отмените предписание, мешающее нормальной работе узла связи.
В поле вторичного зрения Тревим увидела соответствующий значок. Ей нужно было только сделать кодовый жест — и Зай получил бы доступ к передатчику. Он смог бы послать сообщение на Родину.
Совершить новую измену.
— Нет, — процедила сквозь зубы Тревим.
— Мертвые умирают, адепт. С самого начала.
Боль снова накатила жаркой волной. Но страшнее физической агонии было ощущение того, что Другой уходит, что он шарахается от тех конвульсий, которые сотрясают ее тело. Ее сердце судорожно сжималось. Казалось, оно вот-вот оторвется и упадет.
— Вы убиваете меня, Зай.
— Умирайте, если вам так хочется.
И он продолжал хладнокровно пересказывать все, что ему поведала рикс.
Адепт Тревим всеми силами пыталась овладеть собой, вытерпеть боль, устоять против увещеваний Другого вернуться к спокойствию. В какое-то мгновение она вдруг увидела, как непроизвольно вытянулась ее рука, как пальцы чуть не сложились в кодовый знак, так необходимый Заю. Но все же она смогла сдержаться. А он все говорил и говорил, и страшное сражение в теле адепта продолжалось.
За мгновение до того, как она уже была готова сдаться, еще не полностью восстановившееся сердце Тревим вдруг затрепетало, а потом с силой ударилось о грудную клетку. Другой покинул ее, и она стала погружаться в забытье.
На миг адепт решила, что победа осталась за ней. Ее разум начал угасать. Но вот ведь ужас — победа смерти успокоила ее, а Другой вернулся и снова начал вершить чудеса — чинить, восстанавливать, латать. Сознание ускользало с каждым мигом, и все же Тревим успела догадаться, что после реанимации она снова испытает все эти муки. Могущество симбианта было слишком велико, он был неукротим и совершенен, но и многовековое зомбирование не желало сдавать свои позиции. Умирая, Тревим понимала, что ее воля, оказавшаяся между этими двумя неотступными силами, в конце концов рухнет.
Рано или поздно она покорится Заю.
СЕНАТОР
Редко ей случалось видеть Сенат в столь полном сборе.
От многих планет, в том числе и от Вастхолда, в Форуме всегда заседал только один сенатор. «Победитель забирает все» — шутили по этому поводу. Но с большинства из Восьмидесяти Миров присылали делегации, пропорционально представлявшие их значимость. Количество голосов в общем хоре для каждой планеты определялось объемом выпущенной продукции, облагаемой налогами, и сенаторы с планет, имевших в Форуме много представителей, свои голоса дробили. Эта система разрабатывалась в течение многих столетий в целях достижения равновесия, но создавала сложности при подсчете голосов. К тому же в тех редких случаях, когда все сенаторы оказывались на своих местах, как сейчас, Большой Зал Форума бывал переполнен.